Russian Transcript 007 - Ramona Staffeld

There have been a few requests for a translation of my conversation with Ramona Staffeld into Russian.  A group of Russian dancers led by Elena Antsiferova were kind enough to provide a translation of Anna Engle's English transcript of this episode, and I'm happy to provide it here:

Переводчики: Елена Анциферова, Екатерина Балашова,  Дарья Белокурова,  Дмитрий Боженок,  Дарья  Дука, Ольга Паршина.

Ссылка на публикацию: http://www.thetrackpodcast.com/episodes/007
Заметки подкаста с ссылками на видео: http://www.thetrackpodcast.com/show-notes? tag=Ramona%20Staffeld

«Трэк», выпуск 007 — Рамона Стэффелд

[музыка]
Райан: Добро пожаловать на седьмой выпуск «Трэка». С вами ведущий Райан Свифт. Каждый месяц я беру интервью у танцоров и музыкантов свинга, где мы открыто обсуждаем танец, музыку и их личный опыт, который привел их туда, где они сейчас.
Перед тем, как начать, я бы хотел представить вашему вниманию наш совершенно новый сайт (thetrackpodcast.com), где вы можете найти все предыдущие выпуски, наш блог с видеороликами и ссылками, а также расширенные комментарии к каждому выпуску, сопровождаемые ссылками на шоу, фестивали, персоналии и темы, затрагиваемые в каждом выпуске. Загляните, сайт обновляется регулярно.
В этом месяце для очень важной беседы ко мне присоединилась преподаватель и новоиспеченный победитель в категории «Про-классик» на Международном чемпионате по линди-хопу, Рамона Стэффелд. Верите или нет, Рамона преподает уже на протяжении половины своей жизни, начав в возрасте 14 лет без перерыва на протяжении уже двух десятилетий. За то время она преподавала рука об руку с легендами линди-хопа, Френки Мэннингом и Чезом Янгом, ей рукоплескала публика на международных мероприятиях, где она выступала с «Миннис Мучерс» (англ. Minnie’s Moochers), «Силвер Шэдоус» (англ. The Silver Shadows) и партнерами с недавнего времени Тоддом Яннаконе и Реми Куако Куаме.
В этом интервью мы поговорим о том, что значит начать карьеру в таком юном возрасте, о том, насколько важное влияние музыка и ритм оказали на жизнь Рамоны, о радости, которую она получает танца, и каково это, придумывать хореографические рутинки с разными партнерами. Где-то на часе и пятнадцати минутах этого интервью мы затронем тяжелую тему, которую, возможно, будет трудно слушать. Рамона делится своим опытом жертвы сексуального насилия в юном возрасте и также тем, как она справляется с пережитым сегодня. Это невероятно важный разговор, и я благодарен Рамоне за то, что она решилась рассказать свою историю. Ниже представлен материал интервью.
______________________________________________________________________________
Райан: Итак, какие планы после Нью-Йорка, собираешься обратно в Австралию?
Рамона: Да, собираюсь, в среду. Жду с нетерпением.
Райан: Сколько уже ты не была дома?
Рамона: Три недели, если быть точным.
Райан: Это трудно.
Рамона: Три недели и один день, да.
Райан: Как часто ты ездишь в такие длительные поездки?
Рамона: Зависит от обстоятельств, обычно уезжаю на три-четыре недели, а потом месяц нахожусь дома. Однажды у меня был сумасшедший тур, который я так и назвала «Крэйзи тур», я уехала на шесть… начав с…
Райан: Шесть недель или месяцев?
Рамона: Шесть недель, для меня это много.
Райан: Да, много, это долгий срок.
Рамона: Очень. Из Перта, с вечеринки в Перте, я поехала на мероприятие Реми в Монпелье, потом в Рио, в Бразилию, из Европы, потом обратно в Европу на «Лондон Свинг Фест» (англ. London Swing Fest). Между этим я ещё была на Международном дне линди-хопа (англ. World Lindy Hop Day).
Райан: Где именно?
Рамона: В Риме.
Райан: И как прошло?
Рамона: О-о-о!..
Райан: Я ездил в Торонто на Международный день линди-хопа с Дон Хемтон. Было здорово.
Рамона: Замечательно! Я была в Риме. Сейчас я вспоминаю, что, будучи в Рио, я задумывалась о том, чтобы не ездить, ну, понимаешь, многие не поехали, поскольку, как все уже знают, вокруг мероприятия было много драмы и суматохи. Но знаешь, что я тогда подумала? Я всегда стараюсь придерживаться плана, и, когда у меня есть уже запланированные перелеты, я лечу. А уже на месте придумываю что-нибудь и стараюсь наслаждаться настоящим моментом.
Райан: Так ты должна была преподавать на мероприятии или просто поехала как участница?
Рамона: Нет, насколько я могу сказать по моей переписке с организатором, которая была короткой, я должна была давать несколько уроков. Я и в последний момент не знала, кто будет моим партнером, поэтому интуиция мне подсказывала, что всё не так просто, как кажется, и я должна быть готовой ко всему. Мне нравится быть всегда готовой, быть «гибкой» и просто плыть по течению, особенно в случае с Международным днём линди-хопа, который был посвящен Френки. Я просто должна была… быть там.
Райан: Точно.
Рамона: Так что да, я приехала в Рим и это было... Чувствовалось, будто всё было как в прежние времена. Как тогда, когда мы только начали танцевать, давно. Царило радостное возбуждение и готовность каждого участника просто наслаждаться моментом и чувствовать свою ответственность за это. В том смысле, что они были там не просто как потребители, желая получить то, за что заплатили, а приехали, потому что праздник должен был быть создан всеобщими усилиями, новым воплощением идей, причастностью каждого. Всё было новым и увлекательным. Время лучше того трудно представить.
Райан: Серьезно?
Рамона: Это было потрясающе! Да, я действительно была удивлена. Я уехала оттуда в правильном настрое. Я думала: «Именно так я хотела бы отдать дань памяти Френки. С людьми со всего мира, которые хотели быть выше той подлой мерзости вокруг мероприятия. Так и получилось.
Райан: С кем ты преподавала?
Рамона: Я дала несколько уроков соло-джаза в субботу, одна. А потом приехала Синг, Синг Лим. Она такая задорная, просто здорово, мы преподавали вместе.
Райан: Ух!
Рамона: Я была партнером, и это было… просто… офигенно. Могу я ругаться в эфире?
Райан: Конечно, ругань в девяти из девяти интервью.
Рамона: Ну вот, я уже.
Райан: Ты всего второй человек, который спрашивает меня, можно ли ему ругаться.
Рамона: [смеётся]
Райан: Веришь или нет, первой была Нина.
Рамона: Серьезно?
Райан: Да, она такая: «Можно?»  А я: «Дон материлась постоянно».
Рамона: [неразличимо]

Райан: [смеётся]

Рамона: В общем, мы провели занятие, выучили маленькую рутинку «Трикэрэйшн» (англ. Trickeration). Для всех уровней.

Райан: Что выучили?
Рамона: «Трикэрэйшн». Ши-ка бум ба, ши-ка бум ба, бум бум ба-ба-ба.  Тот самый небольшой степ, Френки-степ. [смеётся]
Райан: Никогда раньше не слышал этого названия. Он сам его так называл?
Рамона: Ну, так его называла Синг.
Райан: Хм, никогда не слышал.
Рамона: Да, она его так называла.
Райан: Просто это значит, что я мало обращаю внимания. «Трикэрэйшн».
Рамона: Можно понять. «Трикэрэйшн». А урок прошел на ура. Все много смеялись, все были в хорошем настроении. Как я и говорила. Плюс ко всему, все были на сто процентов там, по-настоящему, от начала до конца. Все уровни, собранные вместе. Я это очень ценю, напоминает мне прежние времена, и мне бы хотелось… Я ценю те случаи, когда это происходит сейчас.
Райан: Каким образом тебе это напоминает прежние времена?
Рамона: Знаешь, все приходили на уроки Френки. Было не важно, новичок ты или продвинутый танцор. Это был Френки.
Райан: Независимо от… Да, для Френки не было уроков продвинутого уровня или уроков начинающего уровня, были просто уроки Френки с Френки.
Рамона: Точно, это был мастер-класс. То есть мастер-класс в буквальном смысле слова. Ты учишься у мастера и готов перенимать знания.
Райан: Именно. Когда ты начала преподавать с Френки?
Рамона: Ой, у меня плохо с датами. Но, по-моему, это был 98-ой год? 99-ый, 99-ый, потому что мы танцевали в Линкольн-центре в 99-ом.
Райан: Прямо тут неподалеку.
Рамона: Да, прямо за поворотом.
Райан: Прямо за поворотом.
Рамона: И я это помню, потому что мы выиграли командные соревнования на Американском чемпионате по линди-хопу (англ. ALHC — American Lindy Hop Championships) с «Мучерс» осенью 98-ого, а потом, по-моему, весной. А потом раздался телефонный звонок — он позвонил нам домой и спросил разрешение у моих родителей.
Райан: Френки попросил тебя?
Рамона: Да. Ну, сначала он спросил моих родителей о том, можно ли мне приходить и танцевать со ним в Линкольн-центре. «Мне бы хотелось её пригласить» — сказал он.
Райан: Ого.
Рамона: И он… Он, конечно, уважал мнение моих родителей и хотел быть уверенным, что они согласны. А потом они передали трубку мне, и он спросил меня лично, и я такая: «Э-э, конечно». Это было нечто.
Райан: Ты знала его до этого?
Рамона: Ну, мы преподавали вместе на… Он попросил меня ассистировать ему на мастер-классах в Итаке. Надеюсь, я всё рассказываю в правильном порядке. Сначала он приехал в Итаку, и я преподавала с ним. Точнее ассистировала, простите. А потом он попросил меня преподавать в Линкольн-центре. После этого я ещё проводила с ним мастер-класс в Албани. И, по-моему, это было после Линкольн-центра.
Райан: Сколько лет тебе было?
Рамона: Мне было пятн… четыр… пятнадцать.
Райан: Пятнадцать?
Рамона: Или нет? Вроде верно, мне было четырнадцать в 98-ом.
Райан: То есть тебе было пятнадцать в 99-ом.
Рамона: Да, вроде так.
Райан: Как долго ты уже танцевала на тот момент?
Рамона: Я начала, когда мне было одиннадцать.
Райан: А как ты начала?    
Рамона: Я уверена, что вы все слышали о маме Ская, Сью Сили (англ. Sue Seely). Она была и до сих пор остается совершенно мощной личностью. Тогда в Итаке, только представьте эту картину, проходило множество фестивалей повсюду. Один из них был крупнейшим, «Итака Фестивал» (англ. Ithaca Festival), в котором участвовала труппа… не могу вспомнить сейчас название. В общем, они показывали номер в стиле Ист-кост свинга (англ. East Coast Swing).
Райан: Это была свингдэнс группа?
Рамона: Да, свингдэнс группа. Точно. Мы увидели их в тот год, ранние девяностые, и они точно танцевали что-то очень похожее на свинг. Это было восхитительно. Я не могу вспомнить все их имена, но, мне кажется, Синди Овэрстрит (англ. Cindy Overstreet) участвовала тогда. И Билл Боргида (англ. Bill Borgida) тоже, вроде, каким-то образом был вовлечен. Все в городе интересовались, знаете, маленький городок — новости распространяются быстро. Ну, так вот, мама Ская была для меня звездой. Я действительно восхищаюсь ею. И она танцевала линди-хоп так, как люди танцевали его в самом начале.
Райан: Ты знала, что это был линди-хоп, когда впервые увидела его? Или ты спросила об этом? Как ты…
Рамона: Хороший вопрос. Мои родители ходили на занятия по свингу.
Райан: То есть это было в 96—97-ом годах?
Рамона: Нет, это было где-то в 94-ом. Я начала в 95-ом.
Райан: Ты была намного впереди меня.
Рамона: Да. Когда я была в пятом классе, к нам с мастер-классами приехал Стивен Митчелл. Он преподавал хип-хоп. Вы, конечно, слышали о… Мне кажется, Скай говорил об этом, но… он провёл небольшое занятие по хип-хопу в пятницу. Сью забрала меня, Бена и Ская из школы и отвезла на это занятие. Было весело. Помню, она сказала: «Вы должны пойти на начальный урок! Бейсик-класс. Ну, вы поняли? Свингаут!» И все такие: «Ну, ладно. Свингаут!» В общем, я осталась вместе с родителями и их друзьями. Опять же, маленький городок. Все друг друга знали. Мне понравилось, но тогда я серьезно занималась фигурным катанием. У меня была мечта попасть на Олимпийские игры. Оксана Баюл (англ. Oksana Baiul) — звезда того времени, Нэнси Керриган (англ. Nancy Kerrigan), и всё такое…
Райан: Ясно. Ты каталась всю свою жизнь?
Рамона: Нет, я начала, когда мне было восемь. У меня хорошо получалось. Но я и тренировалась много, у меня был украинский тренер, Саша. Он был строгим.
Райан: Ничего себе.
Рамона: На самом деле я ценю это сейчас, когда оглядываюсь назад. Я благодарна за дисциплину. Ещё я занималась балетом, модерном, тэпом и джазом. Всем вместе.
Райан: То есть тебе нравилось?
Рамона: Линди-хоп?
Райан: Да.
Рамона: Да-а… точнее я не была уверена, потому что не могла определиться. Мои родители танцуют, друзья моих родителей танцуют — как-то это не круто для подростка. Мне не хотелось признаваться, что мне по-настоящему это нравилось.  А потом… зимой был курс занятий, который преподавал Билл. И я просто записалась на него вместе с родителями. Мы пошли и, что называется, окончательно заболели этим…
Райан: Ты и твои родители?
Рамона: Я и мои родители [смеётся]. Мы были помешаны. Тогда Билл записывал кассеты на продажу. Мы их покупали, а потом постоянно прокручивали в машине...
Райан: Кассеты?
Рамона: Кассеты.
Райан: Типа аудиокассеты?
Рамона: Миксы, да.
Райан: Миксы свинговой музыки?
Рамона: Да, все хиты. Если вспоминать сейчас, это были: “Shout, Sister Shout”, “Lavender Coffin”, “Rose Room” — все эти восхитительные мелодии. «Слим энд Слэм» (англ. Slim & Slam) — по-настоящему отличная музыка, кстати. Обычно люди начинают не с самого лучшего.
Райан: Точно, не с самого лучшего. Я думаю, сейчас это, конечно, в прошлом, но это не та музыка, под которую я начинал танцевать.
Рамона: У меня, кстати, кажется не было  диска “Cherry Poppin’ Daddies”.
Райан: У меня точно был.
Рамона: Есть о чем подумать. А ещё Луи Прима (англ. Louis Prima) был моим героем. И Максин Салливан (англ. Maxine Sullivan)… Она и до сих пор… М-м-м.
Райан: Правда?
Рамона: Да.
Райан: Мне кажется, Максин Салливан определяет для меня пространство и время. Как только я слышу песню “Massachusetts”, то будто сразу снова оказываюсь в подвальчике церкви в западном Нью-Йорке. [смеётся]
Рамона: Ага. [смеётся]
Райан: А с тобой это тоже происходит? Мы, конечно, её не часто сейчас слышим, но…
Рамона: Ну, я люблю её ставить. Совершенно точно.
Райан: То есть, как ты и сказала, окончательно заболела этим?
Рамона: Окончательно заболела.
Райан: И тебе было… тринадцать?
Рамона: Мне было двенадцать.
Райан: Двенадцать лет. А уже не может жить без этого.
Рамона: Точно.
Райан: И что это значило? Как это отразилось на твоей жизни? Ты перестала ходить на фигурное катание?
Рамона: Да, и тогда почувствовала усиление боли в коленях. Этого было достаточно. В смысле, всё было просто… Это оказалось несложно на самом деле. Переход, я имею ввиду. Это не было драмой. У меня не было мыслей, вроде: «О нет, что же мне теперь делать?» Наоборот, я думала: «Что ж, вот чем я теперь буду заниматься. Ну, конечно. Мне это так нравится».
Райан: Как ты считаешь, занятия фигурным катанием как-то вообще повлияли на твой стиль в танце? На твой подход или твою философию о танце?
Рамона: Хм-м, не знаю, не задумывалась об этом. Возможно, то были выносливость, растяжка, экспансивность, темп. Наверное, осталось что-то от того опыта. Но точно это повлияло на силу, на силу ног.
Райан: Ясно. Забавно, я разговаривал с несколькими людьми, которые занимались спортом в юности. Всё это применимо в танцах, и я тогда подумал: «Хм, вот странно». Но есть фигурное катание, или водные виды спорта, или гимнастика. И тогда соглашаешься: «Ну да, это действительно опыт, который ты приобретаешь в восемь лет и который потом может быть в будущем применён танцах». Но у меня, двенадцатилетнего гольфиста, такого ощущения не было.
Рамона: Да, всё верно. Потому что там вовлечена музыка [смеётся]. Погоди, точно! Это же музыка! Я помню, там всегда играла музыка. Даже когда мы тренировались, на катке никогда не было тихо. Всегда играли песни из «Топ-40». В Корнеле на катке Лайна всегда играло радио. Да, так что музыка всегда была важной частью моей жизни. С самого начала.
Райан: В течение какого времени с того момента, как ты заразилась свингом, ты сама брала уроки прежде, чем начала преподавать? Потому что ты, наверное, самый молодой преподаватель из всех, кого я встречал. Тебе ведь была очень молода.
Рамона: Да, и я помню, что с самого начала получала очень много внимания. Очевидно, из-за того, что была совсем юной. Очень юной. И заинтересованной во всем этом. Но также, я думаю, внимание из-за таланта, энтузиазма, энергии и ещё того, что не всегда можно описать словами. Сложно точно сказать. Билл, возможно, с самого начала выбрал меня в качестве человека, которого он хотел бы видеть перед учениками, и кто был бы хорошим примером того, чему он хотел научить. И конечно, я получала много внимания от некоторых моих кумиров, людей, которые были для меня примером. Райан и Дженни, которые приезжали к нам в город. Или Мартен и Анита из старой школы «Ритм Хот Шотс»   (прим. крупнейший коллектив афро-американских джазовых танцев в Швеции; англ. Rhythm Hot Shots). И… Господи, да у нас были все… Леннарт и Кэтрин. Так что да, я чувствовала уверенность, которая появилась из того интереса. Люди интересовались мной, восхищались мной и тем, что я могла делать. Возможно, моим потенциалом. Наверное, это и дало мне уверенность встать перед классом и начать преподавать. Кажется, я брала один курс, и посещала его. Я помню то лето… Там был урок «Свинг кидс», на котором был Скай…
Райан: Он сказал, ты была его первым учителем.
Рамона: Да, именно.
Райан: [смеётся] Это мне кажется просто очаровательным.
Рамона: Ну, я не знаю, чему я учила? Я стояла там… Я точно помню, что-то говорила, не молчала, но… Я думаю, это здорово начать как можно раньше и комфортно чувствовать себя, стоя перед группой. Я разволновалась бы, если бы стала слишком задумываться о том, что говорю и делаю. Но я очень старалась, учитывая обстоятельства.
Райан: Тебе кажется, что у тебя были способности к танцам? Тебе это легко давалось?
Рамона: Да. И я помню, как Билл говорил: «Эй, знаешь, ты — учитель» или «Если ты собираешься этим заниматься, ты должна поставить себя на место своих учеников, потому что тебе это дается легко, но ты должна быть способной соотносить это с другими. И ты должна уметь всё объяснить». И это осталось со мной на всю жизнь. Откуда-то я всё это брала. Мне нужно было сделать шаг назад и понять, что же я все-таки делаю, а не просто делать.
Райан: А до этого ты занималась танцами, помимо фигурного катания?
Рамона: Да, я немного занималась балетом, тэпом и модерном.
Райан: Но не парными танцами?
Рамона: Нет, не парными.
Райан: Нет?
Рамона: Не совсем. Конечно, раньше мы с родителями ходили на «Танцы всеобщего мира»  и…
Райан: Тебе лучше объяснить это слушателям, потому что большинство людей не знает, что это такое.
Рамона: Это что-то вроде ордена суфиев. В Северной Америке есть такое движение суфиев, оно было и в Корнеле, мы туда ходили. Оно произошло от великих духовных традиций мира. Мы ходили, и мне очень нравилось, потому что там была музыка, и общение с людьми, и душа раскрывалась. В общем, я хорошо проводила время. По-моему, мы делали какие-то движения, стоя в круге… объединялись по парам.
Райан: Это было не как твист? Это было… Я не знаю что. Мне очень сложно представить, как это выглядело.
Рамона: Там пели песни, и ты стоял с человеком, вы могли вместе идти, или вставать лицом друг к другу и образовывать круг. Было определенное структура танцев и музыки, и в середине всегда играл человек на фисгармонии…
Райан: [смеётся] Звучит потрясающе.
Рамона: Да, так и было! И я так благодарна, что родители познакомили меня со всем этим.
Райан: Я смеюсь, потому что это настолько отличается от того, с чем я рос. Это удивительно!
Рамона: [смеётся] Да, в самом деле. Я в раннем детстве научилась быть открытой, и просто находиться среди людей. Или, как минимум, у меня была возможность этому научиться, потому что это является основополагающим для членов этого движения.
Райан: По твоим ощущениям это что-то, чему ты тогда научилась, или это у тебя от рождения? Потому что многие люди замечают в тебе эту черту — открытость и контакт с людьми.
Рамона: Мне самой интересно. Мне действительно кажется, это от рождения.
Райан: Тебе нужно прикладывать усилия? Или… Потому что у меня это не происходит само собой. Для меня сложно просто сесть и найти контакт с человеком. Или быть открытым, охотно идти навстречу, и всё в таком духе. Я не такой.
Рамона: Я думаю, я как раз такая. Я отличаю, когда я целиком пребываю в контакте с человеком, а когда нет, и я знаю, именно такой я и хочу быть. Иногда моё внимание рассеивается, но, когда оно есть, то это приятно и это чаще всего это даётся легко. В какой-то степени это загадка.
Райан: Ты обходишься без пустых светских разговоров, перескакиваешь через них.
Рамона: [смеётся] Да, ты прав.
Райан: Когда бы я с тобой ни говорил или видел бы тебя в разговоре с другими, то это никогда не выглядит вроде «Привет, как дела?». Ты всегда сразу: «Привет, я вся внимание!».
Рамона: Я знаю, мне хочется за это извиниться, но…
Райан: Это невероятно.
Рамона: Люди такие: «Как дела?» А я: «О-о, ты хочешь пообщаться?». Да, я часто хочу перейти сразу к тому, что действительно важно. И для собеседника, и для меня.
Райан: Думаешь, иногда это кажется людям обескураживающим?
Рамона: Возможно.
Райан: Думаешь, людям от этого некомфортно? Потому что я знаю многих людей, которые хотят просто отвязаться ответом наподобие «У меня всё хорошо».
Рамона: Да, думаю, иногда они просто не готовы или думают о чем-то другом. Обмен парой фраз может быть короток и приятен, и иногда он должен таким и оставаться. Когда на общение нет времени. Но я по-настоящему ценю то время, которое проведено со смыслом. Я хочу сесть и пообщаться, даже если просто по телефону. Я никогда не была человеком, который постоянно звонит кому-то, чтобы поболтать. Я хочу пообщаться. Ну, или потанцевать с тобой.
Райан: Ага. Тебе сложно из-за… Ведь групповые занятия почти всегда проходят без личного контакта. Тебе сложно из-за того, что ты просто не в состоянии выстроить контакт в той же мере одновременно с тридцатью людьми?
Рамона: Очень интересно. Я не боюсь смотреть людям в глаза, когда обращаюсь к группе, даю комментарий, фидбэк или указания. Я могу, например, установить зрительный контакт с одним человеком и говорить с ним. Затем я могу повернуться и заговорить с кем-то еще. И я счастлива, что могу обратиться лицом к партнеру, с которым преподаю, и убедиться, что он в теме того, о чем я говорю. Так что я нахожу выход. И опять же, я думаю, это от природы. Это просто часть того, как я преподношу себя и как хочу общаться со всеми. И затем, конечно, подойти и дать персональный фидбэк. Я не боюсь. Не боюсь открыто обозначить ту или иную проблему, иногда даже слишком. [смеётся]
Райан: А ты суровая.
Рамона: О да. Ну, думаю, я учусь быть более… требовательной. Знаешь, привносить на занятия дисциплину в более или менее мягком виде. Это можно сделать, и это важно делать. Чтобы люди стремились к большему. И давать по-максимуму то, что они могут воспринять, не просто: «Да, молодец. Следующий!». Если недостаточно — поднимаем планку. Вообще, ты должен поднимать планку для себя самого, а не только я, будучи твоим учителем. Или просто даю им что-то для размышления, небольшую проверку того, как обстоит дело в реальности.
Райан: У тебя так было раньше, когда ты была студентом?
Рамона: [смеётся] Ну, в Альтернативной общинной школе (англ. Alternative Community School) у нас было много свободы. Ограничения были далеки от предела. Это было потрясающе, и мы правда могли пойти в стольких разных направлениях. Не то, чтобы у нас совсем не было дисциплины. Но она была особой.
Райан: А как насчет танцевальных занятий?
Рамона: Ну, думаю, я всегда любила балет за внешний вид и за структурность, за то, что ты всегда знаешь, что делаешь и где стоишь. Ты — у станка. А твой учитель — вон там.
Райан: И это либо правильно, либо неправильно.
Рамона: Да.
Райан: Пятая позиция — это либо пятая позиция, либо не пятая позиция.
Рамона: Да, именно.
Райан: Но на занятиях по свингу это не применяется в такой мере.
Рамона: Да, не в такой мере. Не в моем видении танца точно.
Райан: Каково твое видение танца?
Рамона: Ну, я чувствую музыку. Поэтому я все время чувствую Фрэнки рядом с собой, в смысле его следования за музыкой, любви к музыке, празднования музыки. В смысле той страсти и привнесения её обратно в музыкальность. Я являюсь чем-то вроде сосуда. Я — то, через что движется дух. И музыка движется сквозь меня. И благодаря практике я научилась искать пути выражения себя. Я усердно занималась в студии. Самое лучшее, когда я над всем этим усердно работала. Я выделяю специально это время, это время практики. И я учу структуру, учу ритм, учу движения. Потом я иду и танцую. И я слежу за тем, что во время танца я не просто делаю шаг, я «протанцовываю» шаг. Или я танцую, и оставляю шаг в каком-то роде позади. Или шаг во мне, так что мне можно не волноваться. Он внутри. Так каково мое видение танца? Ритм. Ритм, ритм и ещё раз ритм.
Райан: Правда?
Рамона: Это первое и самое главное. Я думаю, что через ритм мы можем найти и находим форму и очертания. В противоположность подходу типа «я собираюсь поставить свое тело вот в это положение» попробуйте поставить «я хочу проделать этот ритм». И телу придется приспособиться. Ему придется подстроиться под скорость, под темп движения. Если я двигаюсь быстро, я буду в большей степени на передней части стопы. Если я двигаюсь медленно, я могу использовать пятку, всю стопу, у меня есть на это время. Так что у меня нет огромного множества вариантов правильного и неправильного…
Райан: Когда ты говоришь «ритм»… Многие люди говорят «ритм». И я думаю, многие не знают, что это такое.
Рамона: Так, ладно…
Райан: Что ты подразумеваешь под ритмом?
Рамона: Хороший вопрос. Я имею в виду то, что ты знаешь, где именно ты находишься в структуре времени. Ты знаешь, где «раз» и где «восемь». Ты слышишь музыкальную фразу, или же ты считаешь её четверками. На самом деле, хорошее чувство ритма — это попадание в такт и в размер, и в тот контекст.
Райан: То есть ты не имеешь в виду ритмическую заготовку?
Рамона: И то, и другое. Если ты собираешься станцевать ритмическую заготовку, или станцевать «шуп-боп ди буп ди боп доп би-ду», ты должен знать этот ритм и затем правильно вставить его в нужное место. И понимать, где ты находишься. Я недавно столкнулась с этим у людей, которые просто не считают. Знаешь, это забавно, потому что мы думаем: «Да мне не нужно считать, я и так станцую, пропев ритм». Или танцоры прошлого, возможно, они и не считали. Но могу поклясться, что они могли сосчитать, если было бы нужно. Собираешься быть музыкантом, или танцевать тэп, или линди-хоп — тебе следует понимать такую вещь, как музыкальное время. И структура, которая позволяет создать гармонию. Без этого соглашения был бы хаос, который было бы очень неприятно слушать. Так что я сторонник этого. Пожалуйста, учитесь просчитывать музыку. Учитесь понимать, где вы находитесь. И после этого оставьте это как бы позади. Правильно? Итак, я опять вернулась к той мысли. Если ты тренируешься, тренируешься и тренируешься. Ты считаешь, работаешь с метрономом, стремишься к чему-то конкретному. А затем ты оставляешь всё это в покое и танцуешь.
Райан: Ты работаешь с метрономом?
Рамона: Да, когда танцую тэп.
Райан: Когда танцуешь тэп?
Рамона: Угу-м-м.
Райан: А как насчет линди-хопа?
Рамона: Не так часто.
Райан: Я думаю, вот что интересно… Ты пришла к этому на очень высоком уровне танцевания. И для меня имеет смысл то, что ты работаешь с метрономом, часами тренируешься в студии, ведь ты столько всего выиграла, и столько всего удивительного сделала. Это тот самый путь для достижения всего. Или часть пазла. Но ведь у большинства людей, которые посещают занятия, никогда не будет такого стремления.
Рамона: [печально] Я знаю.
Райан: Или такой цели.
Рамона: Или столько времени. Это роскошь. Мне очень-очень повезло, что у меня есть время на всё это. Даже в 31 год. В Нью-Йорке я в течение года училась танцевать модерн в Институте Хосе Лимона (англ. José Limón Institute). Я вспоминаю те шесть дней в неделю, когда у меня были занятия. И это всё, что я должна была делать! И так всегда, когда участвуешь в подобных программах. Это прекрасно. Какое благо так распоряжаться своим временем! А затем мы ступаем на следующую ступень в жизни или вроде того. Есть семья или есть работа. И нам приходится делать выбор, чем заняться в свободное время. И я понимаю, что у многих людей есть хобби, или что-то, чем они просто наслаждаются. Как учителя, мы настаиваем и говорим: «Вы получите гораздо больше удовольствия, если немного… всего лишь чуть-чуть попрактикуетесь. Вы непременно увидите результат».
Райан: Для тебя это сложно?
Рамона: Говорить это людям?
Райан: Нет, знать, что у людей нет такого стремления? Не то, что это правильно или неправильно, это просто по-другому. Не иметь такого стремления.
Рамона: Сложно ли это?
Райан: Например, когда ты говоришь на уроке: «Если бы вы практиковались пару часов в неделю, вы бы получали от этого гораздо больше удовольствия». Зная, что девяносто процентов людей из группы и не собираются этого делать. Это разочаровывает? Ты задумываешься об этом? Или сейчас ты только и будешь, что думать об этом? [смеётся]
Рамона: [смеётся] Нет, нет.
Райан: Прости, я только что разрушил для тебя концепцию преподавания.
Рамона: Я знаю, я слушаю тебя и думаю: «Господи!». Нет, потому что я оптимист. Я верю в людей. И я также понимаю, что не могу сделать за них всю работу, что я могу контролировать и менять только себя саму. Поэтому я стою там, говорю и верю в то, что говорю, стараюсь научить тому, что по-настоящему чувствую сердцем. И потом я отпускаю это. Что я могу сделать? Я не могу проделать за них всю работу. Как учитель, надеюсь вдохновить их. И надеюсь, ты видишь это. Думаю, то, как я говорю с тобой сейчас, отражает путь, которым я сама иду. Я не выхожу на танцпол и… Я не думаю, когда танцую. Понимаешь, что я хочу сказать?
Райан: Угу-м.
Рамона: Я не думаю, оставляю это для другого случая. Я думаю о Скае, о его философии, о Скае и Фриде… Мне очень нравится, что он ясно понимает то, что он делает, и для чего он это делает. Я не отрицаю весь свой опыт, но я остаюсь открытой для тех новых возможностей и способов движения. Не то, чтобы он… Ты просто смотришь, как он танцует. Понимаешь меня?
Райан: Я слежу за его танцеванием.
Рамона: Хочешь понять, как устроен их мыслительный процесс? Узнать об их танцевании? Посмотри, как они танцуют. Вот и все. Если я смотрю, как ты танцуешь, и вижу, что это жестко и однообразно, твои движения повторяются или ты каждый раз одну и ту же фигуру делаешь одинаково, — это говорит мне нечто о твоем мыслительном процессе. Всё там. Невозможно скрыться. Мы делаем то, что знаем. Вот и все. Может мои слова и мысли людям иногда сложно понять, потому что я слегка сбивчива, растекаюсь мыслью по древу, но я так функционирую. А после, когда я танцую, поток сознания просто активируется, и я…
Райан: Но ты не сбивчива, когда танцуешь.
Рамона: Да, потому что я тренируюсь. [смеётся] Я так благодарна, что когда мы начали танцевать, мы сразу пытались стать «Ритм Хот Шотс», и слава Богу… И Френки…
Райан: Имеешь в виду, в качестве «Мучерс»? Ты была…
Рамона: Они были для нас примером…

Райан: «Мучерс» пытались стать новыми «Ритм Хот Шотс»?
Рамона: Нет-нет. Но в начале, когда мы начали танцевать в Итаке, они действительно были примером для подражания, у которых была особая трудовая этика, дисциплинированные тренировки. Знаешь, шведская школа преподавания танца. И, конечно, Фрэнки. Или, например, мы практиковали баунс в течение долго-долго времени.
Райан: У тебя был тот самый запал?
Рамона: Да. Ну, у нас была эта система обучения. Мы действительно тренировали все эти базовые элементы, которых так не хватает нынешним молодым танцорам. Люди начинают очень быстро прогрессировать, ты наблюдаешь за ними и видишь что-то… только поверхностное. Нет музыки, нет музыки в них самих. Они не сами создают эти формы и фигуры, и всё это имитация. А я хочу видеть, что на танцполе ты проживаешь этот опыт с самим собой, в данный момент. И мы практиковали очень четкие шаги. Мы изучали форму, изучали базу. И приходилось всё это много раз повторять. И затем, мне кажется, через эту базу мы получали вдохновение, чтобы придумывать что-то новое. Вдохновение для инновации. Я не уверена в этом слове. С «Мучерс», понимаешь, мы просто принимали это. Мы были действительно были открыты и хотели нового…
Райан: Но вы, ребята, действительно были изобретательны. Ты осознаешь это?
Рамона: Да-да, я понимаю.
Райан: Ок, вы ощущали это в то время, или вы просто шли к своей цели? Я имею ввиду, вы, наверное, не думали специально: «Мы должны сделать что-то новое». Или думали?
Рамона: Я не знаю, когда я пытаюсь вспомнить… Это было так давно, Райан.
Райан: Но, когда вы создавали рутинку на песню “Love Мe or Leave Me”, было ли это осознанное решение?.. Прошло уже почти 15 лет…
Рамона: Угу.
Райан: И люди до сих пор знают эту рутинку.
Рамона: Угу.
Райан: А если нет, то другие им говорят, что они должны её знать. Но в то время, говорили ли вы: «Мы хотим сделать что-то совершенно другое?» Или вы просто думали: «Это то, что интересно нам, группе тинейджеров»?
Рамона: Думаю… Знаешь, это как, когда ты говорил про диджейство, о том, как диджеи приходили с планом в руках?
Райан: Ага.
Рамона: Думаю, эта вещь не была бы создана, если бы нашей целью было что-то кому-то доказать, или проявить своё эго или с тем мотивом, дескать: «Сейчас я вам покажу, как надо». Или: «Мы создадим что-то новое». На самом деле, это было то, что нас интересовало, наш опыт, наш эксперимент. Это была квинтэссенция или кульминация того, чем мы жили. Потому что, когда я танцую, вот сейчас, то я выражаю в танце все, что я прожила, ну, по крайней мере, я надеюсь, что это так, правильно? А в то время на нас очень сильно влияли танцоры направления шэг, Каролина-шэг (англ. Carolina Shag), и мы с этим экспериментировали. Мы восхищались национальной командой по шэгу, их четкостью. И конечно, Кейт, Кейт Энгл (англ. Kate Engle).
Райан: И их широкие-широкие штаны…
Рамона: [смеётся] Бесспорно! И я так же вспоминаю… [неразборчиво]. Какие линии! Международная известность!
Райан: [смеётся] O, да!
Рамона: О, слава Богу. Это было прекрасно. Кейт Энгл, просто скажу, она действительно гений в хореографии. И педантичная, и терпеливая, создающая вещи настолько прекрасные. И я действительно считаю, что мы хорошо работали как команда. И тем не менее, мы все сохраняли свою индивидуальность.
Райан: Насколько всё это связано с тем, что ты из Итаки? Потому что не вижу, чтобы было много таких же сообществ, которые бы поощряли творчество или искусство, так же, как это делает этот город, и в особенности ваша школа. Я не вижу, чтобы эта школа существовала во многих местах в мире. Как думаешь, это связано с культурным микро-климатом этого места, что вы все были оттуда, и родители всех этих людей тоже… Как ты сказала, ты проводила классы по движению в Корнелле. Таких сообществ, общин, их не было в моём городе.
Рамона:  “Spiritually in movement”?
Райан: Да, у меня ничего подобного не было в городе.
Рамона: Да. Ответ — да. Это оказало огромное влияние на то, кто мы есть сегодня. Я точно знаю, что есть другие подобные «микро-культуры» в мире. И чем больше я путешествую, тем больше я их вижу. Я вижу, что существуют определенные… Что люди находят друг друга.  Единомышленники находят друг друга и хотят создать что-то актуальное для себя — то, что им действительно нужно. Я полагаю, что Итака уникальна, и спасибо тебе за то, что ты помог мне увидеть, какой особенный это город, со всеми его сообществами и коллективами…
Райан: О, это сверхъестественный город!
Рамона: Да, совершенно сверхъестественный. Ты прав. Но для меня это не настолько очевидно!
Райан: Да.
Рамона: Понимаешь, это интересная такая вещь. Я вот себе думаю: «Ну, это просто моя жизнь». К этому привыкаешь. Думаю, я могла бы обыскать весь мир, но я бы никогда не нашла… Это что-то связанное с масштабом. Я сейчас живу в Мельбурне, в Австралии. И там столько людей, которые ищут и задают вопросы, и критикуют, и создают свою собственную реальность. Но это большой город. Я думаю, география города и тот факт, что он был такой маленький — это очень важно. Все были рядом. Я имею ввиду, что это помогало выстраивать все эти связи.
Райан: Что ты делала после школы? Ты осталась в Итаке?
Рамона: Нет. Пока я была в средней школе, я танцевала с «Ванавер Караван» (англ. Vanaver Caravan), и это всегда будет одним из самых важных периодов в моей жизни — то время, когда у меня была возможность танцевать с этой группой. Поэтому я переехала из Итаки в Розендэйл, где я жила с Биллом и Ливией Ванавер, руководителями этой музыкально-танцевального коллектива. И благодаря им я столько всего узнала. И опять же, мои интересы не были ограничены этим. Я никогда не хотела становиться совершенным фанатом какого-то одного направления. Я делала всё наоборот и говорила себе: «Я хочу испытать как можно больше, хочу учиться танцам разных культур или хочу увидеть те или иные фильмы». Меня интересовало искусство в общем, и я действительно смотрела на мир как на университет или учителя, как на возможности учиться. Поэтому я и танцевала с ними. Мы сделали представление — посвящение Вуди Гатри — с музыкой и танцами.
Райан: Известный танцор — Вуди Гатри? [смеётся] (англ. Woody Guthrie)
Рамона: Известный фолк музыкант, автор песен. Он написал “This Land is Your Land”.
Райан: Да-да.
Рамона: И много других песен. Он был вообще активист. Он читал статью в газете, а потом — такой у него был процесс, я думаю, — он передавал свои мысли в песне и пел для людей. Он пел для рабочих-мигрантов и вообще для всех, кто стал бы слушать, и использовал свой голос и лирику, чтобы установить связь. И я с ними танцевала тэп и современные танцы, столько всего.
Райан: Было понятно, что ты хотела быть танцором? Это было твоё призвание?
Рамона: Да. И думаю, мне повезло, что я знала это. На самом дела, некоторые подходили ко мне в старшей школе и говорили: «Ты такая счастливая - ты знаешь, что ты хочешь делать».
Райан: Да.
Рамона: А они мне говорили: «Не знаю, может, стану свободным художником или просто поступлю в колледж». И это нормально.
Райан: Я до сих пор не знаю.
Рамона: [смеётся] Я тебя понимаю. А я всё ещё знаю, что хочу танцевать. Этот драйв, это желание, осознанность — на сто процентов.
Райан: Как долго ты работала с этой труппой?
Рамона: Я танцевала с ними почти восемь лет.
Райан: И ты жила в Розендэйле в течение восьми лет?
Рамона: Нет, я жила там год. Потом я переехала в Нью-Йорк. Это было что-то вроде переломного момента, который очень хорошо на меня повлиял. Потому что, когда я жила там, я могла поехать на автобусе в город. И тогда я проходила программу в Институте Лимон. А потом я осталась и продолжила брать уроки.
Райан: Как долго ты пробыла в Нью-Йорке?
Рамона: По меньшей мере, 6 лет.
Райан: Тебе нравилось там жить?
Рамона: Да, нравилось. Когда я там бываю, я чувствую себя дома. Да, я люблю Нью-Йорк. Мне нравится эта гонка, это общее сумасшествие. Я, в некотором роде, принимаю этот образ жизни.
Райан: Да. Ты преподавала танцы тогда? Линди-хоп? Или в это время нет?
Рамона: Нет, я преподавала в «Хоп свинг энд джамп» (англ. Hop Swing and a Jump), у Ювала и Натали, когда они были на улице Кросби. И это было отличное время, было много энергии, много людей приходило в студию.
Райан: Ты преподавала в других городах?
Рамона: Нет, я тогда не начала ещё ездить с уроками. Но, помнится, была пара выступлений в разных местах. Несколько со Скаем, с Энди. А потом я снова не преподавала до 2007-го. Это было с Питером? Может, это был 2006-ой. Но он позвонил мне. Может, вы слышали эту историю. Сразу после моих занятий по балету, я получила это его голосовое сообщение. Он оставил что-то типа: «Эй, Мона, мне нужна партнерша для выступлений. Перезвони мне, если тебе интересно!». И это просто соединилось с осознанием, что я хочу снова преподавать, я готова. Так что это было как нельзя кстати.
Райан: То есть Питер был твоим первым танцевальным партнером, с которым ты путешествовала?
Рамона: Да. Мы, в некотором роде, пытались добиться больших результатов.
Райан: Стать командой.
Рамона: Да-да, конечно. Мы со Скаем делали номера, но это было в 2002-ом, 2003-ем, потому что позже он работал с Сарой Спенс.
Райан: Да, мне не хватает Сары.
Рамона: Угу.
Райан: Это было примерно в то время когда вы делали «Сильвер Шэдоус»?
Рамона: Да, должно быть. Да, потому что Кейтлин делала «Савой Эйтиэс» (англ. the Savoy 80th)? В Альгамбре?
Райан: Да, как раз перед этим.
Рамона: Правильно. Я помню, видела Фриду и смотрела их представления. А потом, так случилось, что я начала работать с Питером и тоже вошла в эту группу.
Райан: Да. Ведь ты знала Фрэнки уже так долго к тому моменту. Когда вы, ребята… Я говорил об этом с каждым членом «Сильвер Шэдоус», но... неважно. Я имею ввиду, тот номер на «Фрэнки’95», это было нечто невероятное с эмоциональной точки зрения. Это было тяжело для вас?
Рамона: [пауза] Да. Я помню, что вышла на сцену и чувствовала себя как будто… Это было, как крик, как будто всё моё тело кричало, стонало, завывало… Этот опыт был настолько эмоциональным. И до, и после, конечно, но когда я вышла туда, это было… Я только помню, что это было на грани. На грани, но на грани радости и печали одновременно. И в тоже время, как крик, громкий крик, который длился 3 минуты. Если ты понимаешь.
Райан: Ты говорила, что не думаешь, когда танцуешь. А тогда ты думала во время танца?
Рамона: Наверное. Это зависит от того… Понимаешь, когда я танцую номер… Нет. Я думаю перед тем как выйти на сцену, типа: «Я не помню шаги». Как, например, с Реми было. Говорю: «Я не помню шаги. Какая там фигура?» А он отвечает: «Расслабься». А потом ты выходишь, начинается музыка, и ты танцуешь! И это чудо, каждый раз. Ну для меня, по крайней мере. И я потом думаю: «Как я вообще это сделала?» О чем я думала во время номера? Я помню, что с «Шедоус», когда я начинала, мне приходилось снова подстраиваться под движения линди-хопа, в каком-то смысле. Тогда мне приходилось задумываться, и я даже помню, что как-то во время выступления на Международном чемпионате по линди-хопу (англ. ILHC — International Lindy Hop Championships) я что-то напутала и была очень расстроена.
Райан: Это было потому что в тот период ты танцевала много не относящихся к свингу танцев?
Рамона: Может быть, как знать? Да, возможно. Я будто разговаривала на других языках и чувствовала, что мой линди «заржавел», так сказать. Да, «Фрэнки’95». Мне там очень понравилось. И я помню, каково это было там, на сцене. Круги эти, сила круга. Свинг…Было это на песню “Jumping at the Woodside”?
Райан: “Shiny Stockings”.
Рамона: Да,“Shiny Stockings”. Это было круто.
Райан: Как это бывает, когда ты придумываешь номер? Ты делала это самостоятельно и с родителями, и с командами. Есть ли что-то общее между группами, с которыми ты танцевала? Есть ли какой-то общий подход? Или это по-разному каждый раз?
Рамона: Ну… По-разному каждый раз. Это зависит от того, с кем я работаю. Группа ли это или один человек. В постановке номера сам процесс также важен, как и то, что получается в результате. С Тоддом мы просто наслаждаемся обществом друг друга. Смешим друг друга. Просто классно проводим время. И это настолько больше, чем хореография, которая в итоге появляется.
Райан: Были ли вы с Тоддом близкими друзьями до того, как начали танцевать вместе?
Рамона: М-м-м, внутри группы, я бы сказала, что, так как я больше работала с Питером, то и проводила больше времени с ним. Нет, и он был с западного побережья… Ох. Понимаешь, мы не росли вместе. Всегда было немного противостояния восточного и западного побережий.
Райан: Ой, но всё-таки это Сан-Франциско, это не то же самое, как если бы он был из Лос-Анджелеса.
Рамона: Что правда, то правда. Да, я помню, как встретила Тодда на «ЭнЭйДиСи» (англ. NADC) впервые. Но да, сейчас он очень дорог мне.
Райан: Да.
Рамона: Он такой милый.
Райан: Какой первый номер вы сделали сами вместе?
Рамона: Номер про слонов.
Райан: Ах, этот?
Рамона: Пурпурный номер.
Райан: Это был первый ваш номер?
Рамона: Да. Это как первый альбом у бэнда, да?
Райан: Хочу спросить… То есть с тех пор вы всё пытаетесь соответствовать заданному тогда уровню?
Рамона: [смеëтся] Нет, понимаешь, мы могли бы и снизить темп. С каждым разом труднее и труднее приходится.
Райан: Расскажи мне о постановке этой рутинки. Как это происходило? Это ведь было на песню “Rockin’ that Rhythm”?
Рамона: Да.
Райан: Вы сначала выбрали песню?
Рамона: Мы выбираем песню и проводим много времени, слушая музыку. Пытаемся выявить плюсы и минусы. Например: «Ой, нет там есть этот кусок». Или: «Там слишком много банджо, нам это не нравится» и т. д. Мы не любим также песни со словами, потому что люди на них сосредотачиваются, начинают о них думать.
Райан: Некоторые прямо-таки ставят танец по словам в песне.
Рамона: Да, но не я. [смеëтся]
Райан: [смеëтся]
Рамона: Нет. Нет-нет. Я не хочу, чтобы это было так просто. Я хочу, чтобы в этом было больше смысла… Я хочу, чтобы зритель, аудитория имели больше свободы в интерпретации.
Райан: Что такого было в “Rockin’ that Rhythm”, что заставило вас… Потому что это же такой суперхит.
Рамона: Да. Мы поставили её, и нас закачало. Мы притопывали и качали головами в такт. Я имею ввиду, что у этой записи такая энергия — то, что надо.
Райан: Эта песня действительно качает. Это прямо самое буквальное название в истории музыки, мне кажется.
Рамона: Она ужасно хороша. Так хороша. Мы даже пытались слушать другие песни, дать другим шанс. Но потом говорили: «Нет уж».
Райан: Вам приходила в голову мысль, дескать, это слишком очевидно, все знают эту песню?
Рамона: Да, это классика. Но нам было всё равно. Не то чтобы мы делаем всё наперекор — лучше сказать, что мы делали это для самих себя.
Райан: Это правильная песня.
Рамона: И мы её обожаем, обожаем. И всё тут.
Райан: Поэтому она для вас была очевидным выбором? И вы не отбросили её из-за того, что все все её знают?
Рамона: Нет-нет. Она была слишком хороша. Мы много её слушали и много под нее танцевали. Мы просто ставили её и танцевали.
Райан: Ты имеешь ввиду, как на вечеринке?
Рамона: Да, просто танцевали. Или мы слушаем, я начинаю танцевать джаз, и Тодд говорит: «Боже, мне это нравится! Что это ты такое сделала? Повтори ещё раз!» Или я вижу что-то, что мне нравится. Или, так скажем, собираем идеи, но мы их не слишком систематизируем. Мы снимаем кучу видео и ведем записи того, что и как мы сделали. Но я бы не сказала, что это очень уж организованный процесс.
Райан: Звучит, как нечто вполне естественное и органичное.
Рамона: Да-да, точно. И Тодд, например, говорит, мол, а что если нам сделать вот это, и я говорю: «Почему бы и нет?» Или наоборот: «М-м, не уверена…» А потом он показывает ту свою идею снова и снова, и я соглашаюсь — окей. Он знает, как склонить меня на свою сторону. Это точно. [смеëтся] Или этот слон, или что угодно еще. Он спросит: «Это не слишком странно?» Имея ввиду, не слишком ли это странно для меня. Ну, я, конечно, поворчу, но…
Райан: [смеëтся]
Рамона: Ну, и опять же. Моё представление о том, что возможно в линди-хопе очень широко. До тех пор, пока ты считаешься с музыкой. Но слишком часто… Иногда ты видишь хореографию, где номер и хореография затеняют музыку, понимаешь? Поэтому, одна крайность — это самовыражение танцора, когда он не работает с музыкой, когда между ним и музыкой нет гармонии, и он перетягивает одеяло на себя. А с другой стороны, есть номера которые не дотягивают, не достойны той музыки, под которую сделаны. А где-то по середине есть содержание и представление, которое возвышает музыку, ставит её на пьедестал, но не отвлекает от нее. Потому что для меня важна музыка, она — начало всего.
Райан: Ты хочешь обогатить песню.
Рамона: Я хочу обогатить песню. Я не хочу с ней сражаться или делать её слишком сложной или запутанной. Песня самодостаточна. Она говорит мне, что делать. И если я с ней считаюсь и при этом делаю что-то странное, странное выражение лица или ещё что-то… Но пока есть уважение к музыке, я соглашаюсь. Это линди… это танец.
Райан: Это и есть танец для тебя?
Рамона: Да, это и есть танец. И опять же, я знаю теперь ответ на тот вопрос о моей философии, так что… да. Музыка, музыка. Музыка — это и есть самое главное.

Райан: Вы знали, что этот номер станет хитом?
Рамона: Нет. Я помню, как была удивлена, когда весь зал встал в конце нашего выступления. И это были не просто аплодисменты, но хлопали все и кричали «А-а-аа!..».
Райан: На вашем выступлении зрители кричали, начиная с первых 20 секунд песни. Вы чувствовали это, когда танцевали? Или были погружены в танец?
Рамона: Я чувствую публику.
Райан: Да?
Рамона: Да! Потому что они пятьдесят процентов, если не… Они являются огромной частью того, что происходит. Моего переживания этого события. Танец и фигуры оживают. Есть огромная разница между тем, чтобы репетировать номер в студии со своим партнером, и затем…Это как прыжок в неизвестность. Узнаешь, что в итоге получилось только тогда, когда мы выходишь перед этой публикой. Зрители на Международном чемпионате по линди-хопу для меня самые лучшие в мире. Потому что они понимают, что видят и… Это такая честь быть там. Такое ощущение радости. Когда они реагируют, они будто танцуют вместе с тобой.
Райан: Интересно то, как ты говоришь про ощущения радости от номера, потому что ты сама танцевала с большим зарядом радости. Если бы меня попросили описать этот номер одним словом, я бы использовал именно его. То выступление по ощущениям было особенно радостным для тебя? Или ты просто всегда так себя ощущаешь, и это позволяет тебе передавать эти эмоции зрителю?
Рамона: Ну, всё дело в музыке. Музыка пробуждает во мне всё это. Или радость музыки. Опять же, я каждый раз думаю: «О нет, что мы будем делать?» Выступая в категории «Стриктли» в голове проносится: «Что же мы будем делать?» А затем начинает играть музыка, мы выходим и просто танцуем! Музыка поддерживает меня, подбадривает, и я чувствую, что она мой проводник в танце. Так что я думаю, что та песня особенно наполнена энергией. Если я соответствую характеру музыки, ведению партнера и есть связь с теми, кто смотрит на меня, наверное, тогда можно сказать, что номер удался. Я получаю море удовольствия. Может быть, поэтому линди-хоп был таким… Я просто чувствую как будто я настраиваюсь под камертон… [звук высоким голосом] На ту же ноту, на ту же волну…
Райан: С танцем?
Рамона: С танцем, с музыкой, да. Это был именно выход для выражения моих чувств.

Райан: Вы переживали о том, как продолжите делать что-то после такого успешного выступления в следующем году? Потому что этому сложно соответствовать: вы просто порвали зал с тем номером.
Рамона: Да, конечно. Я человек. Моё эго любит, чтобы его тешили приятными словами. Его голос не умолкает. И конечно, были мысли, дескать, что же нам делать дальше?.. Но в целом было здорово получить награду в виде такого отклика зрителей. В общем-то, награду за нашу обычную дурашливость и саму идею забавы на сцене. Я думаю, что забава является огромной частью джаза и того, как мы общаемся и взаимодействуем под джаз. И в джазовом танце это можно видеть в фигурах, в бейсике. Этот вопрос-ответ. Эту игривость… Мы думали: «Здорово, ну что, будем продолжать тему с животными или…» Или: «Мы не хотим давать людям то, что они ожидают от нас». [смеётся] Мы не хотим быть слишком прямолинейными, чтобы нас что-то направляло, мы просто хотим посмотреть, что получится.
Райан: Как ты считаешь, танцевать радостно и весело не достаточно? Это не является приоритетом для танцоров, когда они соревнуются?
Рамона: Ну, соревнования сложны, потому что это другая среда и другие ощущения, чем когда ты танцуешь на вечеринках. Когда ты соревнуешься, многое поставлено на карту, и ты думаешь: «Мы можем выиграть!». Я не буду лгать, часть меня хочет победить в соревнованиях. Я осознаю это и с осторожностью отношусь к этому, вроде того: «О, серьезно? Ну хорошо. Вот оно что. Ты хочешь выиграть». Нужно принять это. Когда ты принимаешь участие в соревнованиях, сложно не хотеть победить.
Райан: Я имею в виду больше веселость, шутливость в танце. Мне кажется, вы с Тоддом, а в этом году с Реми привнесли больше этого ощущения в танец, чем большинство других соревнующихся или выступающих. Ты не считаешь себя непохожей на других в этом отношении? Ты же видишь другие номера…
Рамона: Да. Я думаю, не только на соревнованиях, но и в целом на танцполе люди не всегда находят в себе смелость быть… Как будто они не позволяют себе … Не знаю. Я бы хотела видеть больше радости. Я бы хотела видеть, как танцоры возвращаются к той простоте наслаждения музыкой с другим человеком. Вспомнить хотя бы Фрэнки и то, чему он учил нас. И кстати, говоря о том, что люди боятся чего-то, этот страх и ожидание осуждения, и наше эго — это то, что всегда видно в танце. Если вы смотрите на танцующую пару и в них присутствуют эти компоненты, вы это увидите. Зрители понимают. Вот почему важен их отклик… Они видят это, знают. Их нельзя обмануть. Я надеюсь, что это так. Возможно, что только некоторых.
Райан: Да, кажется, давным-давно были такие модные словечки… «Крутяк» (“raw”) было одним из них. Мне казалось, что это было про нечто напористо-агрессивное. Ты застала это время? Не думаешь что, то, что происходит сейчас, не совсем подходит под это определение?
Рамона: Я думаю…
Райан: Ты этот период видела в таком же свете, как и я?
Рамона: Да… Но я была в составе «Мэд дог» (англ. Mad Dog) совсем недолго. В Денвере, не на Американском чемпионате по линди-хопу. Мне кажется, в этом есть что-то… Я думаю, переход к  чему-то более лаконичному показывает взросление. Мы были тогда молодыми. Для взросления и развития та фаза ярости и необузданности была необходима, поэтому я думаю, что это здорово. Это должно было случиться, и это часть нашей истории. Но сейчас достаточно, если кто-то может встать, сделать что-то простое и получить от этого удовольствие. Возможно, это следствие того, что сцена взрослеет, некоторые из нас взрослеют.
Райан: Это то, что ты переняла у Фрэнки? То, что по твоему мнению он дал свинг-сообществу?
Рамона: Да. Частично это моя натура. Но он указал дорогу. Он был примером, он как будто разрешал нам быть простыми и наслаждаться танцем. С ним мы наслаждались происходящим, много смеялись… Да, на этот вопрос я могу ответить положительно.
Райан: Какими были ваши с ним отношения?
Рамона: Я была тогда очень молода, а он ста…, то есть намного старше. Я так говорю, потому что, когда ты молод, все остальные кажутся старыми. 30 лет — это уже старость. Понимаешь, что я имею в виду?
Райан: Да, он все-таки и был немолод.
Рамона: Так вот, я точно понимала, с каким человеком общаюсь, и не то чтобы нервничала, но когда ты рядом с тем человеком, которого уважаешь и на которого равняешься… Я все-таки была молода и не до конца всё осознавала. Я просто была рядом и делала то, что было нужно, не пользуясь при этом возможностью задать все те вопросы, которые я бы задала ему сейчас. Наверное, нужно было больше ходить к нему, звонить и более активно пытаться узнать его. Хотя, конечно, он слал мне рождественские открытки, и я звонила ему на праздники. Помню, как я позвонила ему, когда искала танцевальные программы в Нью-Йорке. Я всегда чувствовала, что к нему можно обратиться, и он что-то посоветует, поддержит и направит, конечно. Он всегда был и будет моим наставником. Я всегда чувствовала, что он есть где-то рядом, хотя мама говорила мне: «Он не будет рядом вечно». Многие говорили мне об этом… Но я была молода. Хотела бы я тогда быть такой, какая я сейчас. Но я была очень сосредоточенной, и в то же время отвлеченной. Отвлеченной на то, чтобы понять, что же я есть, и то, как жить в этом мире. Я очень благодарна за время, проведенное с ним. Это ценный опыт.
Райан: Ты когда-нибудь осознанно размышляешь о том наследии, которое он оставил? Присутствует ли оно в том, как ты живешь, твоем подходе к преподаванию, путешествиям или в чем бы то ни было? Или это было влияние на более глубоком уровне?
Рамона: Я вспоминаю о том, как он использовал юмор на занятиях. Чтобы расслабить людей, открыть их. Мне кажется, в нем была эта гениальность простоты. Простые движения, но исполненные на «отлично». Повторение материала. Я вспоминаю, как он структурировал занятия. Думаю, он специально учился преподавать. Вначале он ведь не был учителем, но постепенно научился и в итоге смог выработать свой подход. Я вспоминаю то, как он строил занятия, как согревал людей, как… В общем, ты просто делаешь что-то. И через движение и повторение ты учишься, это не так, что ты думаешь об этом движении или о том, чтобы сделать его как можно техничнее. Важно, прежде всего, удовольствие от танца, от того, что ты держишь руку другого человека, преклоняешься перед королевой… У него были свои специфические фразы и шуточки. И было здорово работать с Чеззом (прим. Чезз Янг — сын Фрэнки Мэннинга; англ. Chazz Young), например, преподавать с ним в Херранге, потому что он напоминает мне те времена работы с Фрэнки. Насколько все-таки это действенно, делать что-то снова, снова и снова. Практика и ещё раз практика [смеётся].
Райан: Как ты начала преподавать с Чеззом?

Рамона: Меня попросили. Ну, он приехал в Мельбурн. У нас был праздник в честь дня рождения Фрэнки, который мы называли «Бал блестящих чулок», он приехал туда, и мы провели с ним вместе занятие. Ну или пару занятий. И после этого мне предложили ему ассистировать в Херранге. Я ответила: «Да! Да, безусловно!». Потом они ещё раз спросили, хочу ли я, и я ответила «Конечно. Записывайте меня!»

Райан: Ну и как?

Рамона: Это потрясающе, потому что заставило меня вроде как заткнуться. Я по-настоящему почувствовала, как здорово быть иногда скромной, быть в другом положении… Я его уважаю. Он настоящий мастер. Так что он фактически учит тебя, просто будучи тем, кто он есть. Я чувствую себя так, как когда-то с Фрэнки, который научил меня так многому просто тем, что был рядом и был самим собой. И это не то, что мы встречаемся, садимся, я говорю, мол, итак, приступим. Это просто его присутствие. И я чувствую, что показываю своим ученикам мое уважение через свое поведение и отношение во время уроков. От меня тоже есть польза, я много чего показываю. Но у меня такое ощущение, что он и мой преподаватель тоже. Это действительно здорово. Я не чувствую себя маленькой, незначительной, а чувствую… Я склоняюсь, склоняюсь перед ним в поклоне. Это приятное чувство.

Райан: Ясно. Вы много готовились с ним к занятиям?

Рамона: Он показывает мне некоторые шаги. Он молодец, а танцоры старой школы научили меня пунктуальности и тому, чтобы уделять достаточное время необходимой подготовке. Это здорово. Я была очень горда собой потому, что приходила пораньше, встречалась с Чаззом, и мы прогоняли наш материал. И я чувствовала, что это правильно, что не нужно торопиться и можно сделать работу профессионально и хорошо. Принимать её всерьёз. Всё должно быть всерьёз, но в радость. Например, мы готовили небольшую линди-рутинку, которую он давал своим ученикам для выступления в конце года. Так что он тогда обучал этой рутинке меня. Думаю, это хорошо, что меня научили быстро запоминать такие вещи — это полезный навык. То есть вот он показывает мне какие-то шаги, я говорю, мол, отлично, всё поняла. Делаю пару раз, а он говорит: «Нет, это не то. Сделай ещё раз». И уже потом говорит, что вот теперь, дескать, отлично. Я обожаю это.

Райан: Обожаешь неправильно понимать, что надо делать?

Рамона: Нет, я обожаю, когда кто-то мной руководит, говорит: «Сделай это ещё раз». Это дисциплина. Да, мне это нравится, потому что я хочу научиться.

Райан: В чем отличие преподавания с Чеззом от преподавания с Тоддом, Реми или кем-нибудь еще?

Рамона: Ну, он немногословен. Когда он ведет занятия, он не болтает без остановки. Он говорит только необходимое. И он прямой и довольно строгий, но это дает хорошие результаты. Ученики сфокусированы, они вслушиваются. Также, конечно, он много показывает. Его подход повлиял и на мои методы преподавания. Я ему благодарна за это. Сейчас я покажу какие-то шаги, а вы будете внимательно смотреть и усвоите, что вам нужно. Я сделаю так, и вам лучше это принять. Я не собираюсь разжевывать вам шаги, не собираюсь проводить вас за руку. На самом деле, я думаю, мы оказываем плохую услугу нашим ученикам, разжевывая материал. Когда я была в Индии, я изучала там народный танец Раджастани, который связан и с цыганскими танцами, и с фламенко. В общем, наши преподаватели вообще практически ни слова не говорили. Конечно, там был ещё и языковой барьер был, но, в любом случае, мы просто смотрели и повторяли шаги. И я была потрясена тем, насколько для меня в качестве обучающегося важно проявить инициативу, самостоятельно вникнуть во всё и получить то, что мне нужно. Ты либо садишься в этот поезд, либо нет. Никто не будет говорить: «Ладно, давайте подождем ещё минутку». Нужно просто сделать это. Я думаю, это немного старомодный подход, и это мне нравится. На классах по тэпу происходит то же самое. Ты приходишь на занятие, преподаватель показывает тебе шаги, ты пытаешься их повторить. И продолжаешь пытаться. Конечно, если у тебя есть вопросы, ты можешь их задать. Но мне нравится эта дисциплина, эта ясность того, что будет происходить. А если ты не можешь что-то повторить, преподаватель подойдет к тебе и скажет: «Дай-ка посмотрю, как ты это делаешь». И ты пытаешься повторить перед всем классом. Мне нравится, что у меня нет времени подумать: «О нет, наверно, это страшно. Как это будет? Я одна перед всем классом». Ты просто делаешь, что тебя просят. Это вопрос дела, а не рассуждения. Суть в следующем: «Вот шаги. Тебе нужно их выучить. Всему классу нужно их выучить». Это мне нравится и в преподавании Чезза. Он учит всех одинаково.

Райан: Я не люблю, когда меня выделяют так. Иногда хочется сказать: «Слушай, давай оба признаем, что мне этого не понять. Давай просто двигаться дальше».

Рамона: [смеётся] Ну да!

Райан: Нет необходимости всем знать, что я этого не пойму. Я знаю, что я не пойму. Ты знаешь, что я не пойму.

Рамона: О-о, бедный Райан.

Райан: Нет, я не фанат такого подхода.

Рамона: В общем, я всё равно считаю, что каждому стоит позаниматься у Чезза, если есть такая возможность. Опять же, это больше о том, что он делает, а не о том, что говорит. Хотя он получает отличную обратную связь и умеет хорошо объяснять. Безусловно, каждый может получить от его занятий то, что ему нужно. Если ему нужно что-то конкретное. В любом случае, это полезный опыт. Это информация из первоисточника. Это «олд скул» — в хорошем смысле, имею в виду.

Райан: Ты сейчас много уделяешь времени изучению других танцев?

Рамона: Да, мне нравится тэп. Если я решу потратить на что-то много времени, это будет тэп. И теперь я также могу заниматься им самостоятельно.

Райан: Как давно ты занимаешься тэпом?

Рамона: Всерьез? Около пяти лет. Но до этого я время от времени ходила на пару занятий, а также занималась… То есть как бы примерялась к тэпу. И я уже могла повторить ритм, интерпретировать музыку и быть мелодичной. Но по-настоящему заниматься, работать над техникой, чувствовать себя ужасно и начинать всё заново — это было здорово. Ещё я посещаю класс балета. Мне по-прежнему нравятся модерн и современный танец — это такое обновление, как совершенно другой мир. Мне нравится это, потому что дает мне некую перспективу. Это вроде передышки в линди-хопе, но мне нравятся и сами движения.

Райан: Как ты считаешь, это влияет на твой стиль в линди-хопе?

Рамона: Да, конечно. Думаю, все, чем я занимаюсь, влияет на него. И африканские танцы, когда есть возможность. Если бы у меня было больше времени, я бы занималась ими — отдавала бы им больший приоритет.

Райан: Что тебя привлекает в африканских танцах?

Рамона: Барабаны, ритм, энергетика. Когда я в классе с живыми барабанами, делаю шаги, я чувствую такую энергетику — как когда танцую фаст на свингаутах. И я действительно чувствую эту связь.

Райан: Как ты думаешь, что это привносит в твой танец? Есть что-то конкретное или это больше обогащение опыта?

Рамона: Мне кажется, я стала более ритмичной. Ну, когда долго практикуюсь. [смеётся] Тогда я могу даже придумать какой-то свой способ делать эти шаги или сделать вариацию на них. Но для этого я должна много практиковаться. То есть часто я прихожу на занятие, думаю: «Боже, это так круто!». И я повторяю шаги сразу после занятия, но дня через три я думаю: «И что это были за шаги?» Но если тренировать их много, то они становятся более моими шагами. Тогда они становятся моими навсегда. Ну или, по крайней мере, это тренирует мою мышечную память. Да, мне очень нравится тэп. Он делает меня более основательной и более физически подготовленной.

Райан: В этом году на Международном чемпионате по линди-хопу ты танцевала не только с Тоддом, но ещё и с Реми. Я полагаю, танец с Реми наиболее запомнился аудитории в этом году. Приз зрительский симпатий по результатам онлайн голосования достался вам, ребят.

Рамона: Это было так круто! Правда круто. Мы столько всего выиграли. Приз зрительских симпатий! Мы особенно были счастливы получить его. Это было здорово.

Райан: А вообще, сложно работать сначала с одним, а потом с другим партнером? Что движет твоим решением попробовать сделать что-то с другим? Имея ввиду хореографическую рутинку.

Рамона: Ну, это сложно только в моей голове. Точно так же и в жизни. Сначала я такая: «Я не смогу станцевать две рутинки». Но это только в твоей голове так. Все эти предубеждения о том, что это невозможно. Но в итоге, тебе удается сделать три рутинки (я танцевала также в категории «Профессионал и любитель» с Мертканом), и это настолько весело! Я очень благодарна, что у меня есть два таких партнера, которые помогают мне раскрыть разные стороны в самой себе. Я так рада, что могу расширять свои навыки, что я могу танцевать настолько по-разному, что могу поделиться этим с другими. То есть, вот ты выходишь и твое выступление как бы говорит за тебя: «Здесь и сейчас я двигаюсь в унисон с теми чувствами, которые музыка дарит мне». И та песня, мы её обожаем. “All the Things You Are”, Диззи Гиллеспи (англ. Dizzy Gillespie). Мы её так любим. [смеётся] Возможно, вы её ни разу не слышали, но для нас эта песня абсолютно особенная. Настолько сильно мы её полюбили. Ну, а с Реми мы решили сделать что-то вместе, ещё после той рутинки, что мы сочинили на фестивале в Тайбэе. Сочинили мы её за 2 часа. Но всё равно остались вполне довольны. Там была песня Наоми “I Know How to Do It”. И после этого мы спросили себя: «А что получится, если в нашем распоряжении будет больше, чем 2 часа? Было бы здорово». То есть мы уже знали, что хотим сделать рутинку для следующего Международного чемпионата по линди-хопу. Но так как Тодд и я участвуем вместе уже который год, мы решили, что просто должны сделать ещё одну вдвоем. Таким образом, как только мне удается снять тот блок в голове — «ключ на старт».

Райан: Что именно работа с каждым из них помогает тебе раскрыть в себе? Работа с Реми и Тоддом? Сильно отличается?

Рамона: Реми настолько энергичный. Он настоящий артист. Он любит быть в центре внимания также, как и я. Он обожает внимание, он оживает, он будто общается с публикой. Ему нравится быть на сцене. Тодд как-то сказал, что ему, по большому счету, всё равно. Что тоже интересно. И это так отличается от моего восприятия. Что, в общем-то, здорово. Но он выступает на сцене, не то чтоб он совсем не получал удовольствия от этого. Я счастлива, что он делится своим искусством с нами. И хотя стили у них разные, во главу угла они ставят совершенно одну и ту же вещь, а именно: быть настоящим и быть «здесь и сейчас» вместе с партнером. Я понимаю, насколько по-разному они двигаются, и причины, по которым они выходят на сцену, тоже очень различны, но, по существу, они разделяют одну и ту же концепцию в основании их творчества. Естественность движений вашего тела, пребывание «здесь и сейчас» в общении с вашим партнером — вот главные ингредиенты хорошего танца… В случае если ваш партнер как бы отвлечен и не с вами, он не «здесь и сейчас», а где-то еще, и думает он о чем-то другом, то вряд ли из этого получится что-то хорошее. Таким образом, преподавание вместе с ними, становится во многом для меня приспособлением к стилю каждого. Но, по меньшей мере, всегда присутствует та общность, которая нас объединяет. Посмотрите видео, вы сможете это заметить. На Тодда повлияло… У него в какой-то степени есть бэкграунд боевых искусств.
Райан: Хм, не знал об этом.
Рамона: И очевидно, что последнее время он много танцевал Каролина-шэг и немного Вест-кост свинг (англ. West Coast Swing). Его музыкальный вкус отличается от вкуса Реми. Это тоже, очевидно, диктует во многом то, что мы делаем.

Райан: Почему тебе нравится быть в центре внимания?
Ramona: Ну-у, это интересно, поскольку я думаю об этом много в последнее время. Сильное желание внимания, которое, наверное, есть у всех в какой-то мере. Но, возможно, ещё более я хочу быть особенной. Об этом тяжело говорить, поскольку это что-то такое, что я должна признать или на что я должна взглянуть внутри себя самой. Имею ввиду, что я действительно очень люблю выступать на сцене перед публикой. Но для меня это больше обоюдный обмен. Знаешь, любовь, даришь любовь — получаешь любовь. Это носит циклический характер. Вы будто зарабатываете всё то, что вы получаете от аудитории. Они и не подумают отдать тебе это за так. Нужно это заработать. Но что это такое для меня «быть в центре внимания»? Чувствую, что я становлюсь более значимой. И еще, я никогда не знаю, что должно произойти. Это риск, и это страшно.
Райан: До сих пор?
Рамона: Конечно. Я очень волнуюсь. И я переживаю, если я совсем не волнуюсь. Это мой способ установить контакт с людьми, но так же и способ бросить вызов самой себе.

Райан: Ощущается ли это именно как потребность, быть в центре внимания? Спрашиваю, потому что ты совсем не похожа на человека, стремящегося любыми средствами обратить на себя внимание. Мне не кажется, что ты всё время… Есть люди, которым достаточно считать себя «одним из», пусть даже «одним из лучших», а есть люди, которым только и нужен что свет прожекторов. Но я никогда не чувствовал в тебе этого. Ты сама это чувствуешь? Тебе недостаточно быть «одной из»?
Рамона: Нет. Наверное, не это. [вздыхает] Нет. По-видимому, в последнее время я сконцентрирована глубоко внутри себя, чтобы найти ответы на волнующие меня вопросы, в связи с тем, что недавно вышло наружу. И я только сегодня разговаривала с мамой об этом. Об этой черте моего характера, обо мне, которая хочет быть замеченной или хочет быть особенной. Потому что это частично была та потребность… то внимание, которое я получала в танцевальной среде, будучи совсем юной, обернулось чем-то уродливым. И, как я надеюсь, многие из вас знают о тех поступках и, в целом, о той оборотной стороне жизни одного из наших божков, линди-хоп божков... И как вы понимаете, есть проблема и с этим. С тем, что это мы возвели его на этот пьедестал… Стивен Митчелл, как вы все знаете, совершил абсолютно отвратительные поступки и сексуально оскорбил и изнасиловал много молодых женщин, и не только молодых, он оскорбил много женщин разных возрастов. И я хотела бы признаться сейчас, что я одна из тех женщин. К сожалению, моя история начинается с очень молодого возраста. Тяжело вспоминать, даты до сих пор туманны. Я должна нанять целую команду людей, чтобы разобраться со всем этим. Мне было около пятнадцати лет. Мне точно было четырнадцать или, может, пятнадцать лет, когда он создал электронный ящик для меня, пригласил меня к себе в номер в ночь на понедельник после мастер-классов. И это, само по себе, уже было сигналом. Это не круто. Родители разрешили мне, и это не их вина. Я не обвиняю их ни капли. Но с того момента всё и началось. Я помню свой дискомфорт по этому поводу. Даже одно это — быть с ним в комнате наедине. И он, устанавливающий тот почтовый ящик. Очевидно, это было сделано для того, чтобы он смог заполучить то, что он хотел, а также, чтобы иметь контроль и возможность манипулировать мной. [вздыхает] С того момента всё и началось.
И потом это всё превратилось в то, что я стала верить в то, что он лишь заботится обо мне, желает мне только добра и хочет видеть меня успешной, ведь он был мой наставник.
Это будто было чем-то, что я должна была сделать, или цена, которую я каким-то образом должна была заплатить…  Ну, то есть, звучит это ужасно, но я действительно осознавала то преимущество или внимание, которое мне оказывалось. Я полагаю, там должно было быть и что-то хорошее, что я тогда видела, но то, что, в итоге, случилось было… И мне до сих пор сложно об этом говорить… Он, безусловно, изнасиловал меня. И это всё превратилось во что-то, что происходило на протяжении нескольких лет, и до сих пор это будто дурной сон. И это то, что я только недавно, скажем, с января, я познаю себя и я в поисках правды, учусь смотреть правде в глаза. Сказано: познаете истину, и истина сделает вас свободными. Но я всё ещё страдаю. Страдаю на пути к познанию… Это непросто. Свобода сопровождает, если ты идешь. Так что это часть того, что мне нужно в настоящее время. Мне нужно поговорить об этом. Выговориться, рассказать свою историю. Высказаться самой, и услышать тех, кто хочет говорить. И то внимание, что я получала, которое любой молодой человек… Я не могу винить себя за это…

Райан: Он прикладывал дополнительные усилия, чтобы ты думала, что ты особенная?
Рамона: Да, наверняка. Он, казалось, действительно был неравнодушен к моей жизни, к моему пути. Но теперь это просто всё кажется обманом. И, может быть, он и правда был неравнодушен, потому что он был наставником для многих из нас. Он действительно мог убедить нас поверить ему. И я хочу об этом рассказать, потому что это было очень искусно психологически. Это должно было быть так, как будто бы я охраняю эту тайну. Я действительно думала, что унесу это с собой в могилу. Я правда так думала. Я никогда бы, только не в этой жизни, не могла бы представить себя, рассказывающую об этом. Тебе или кому бы то ни было. Это, само по себе, настолько мощно. И невозможное становится возможным. Каким образом? Как можно с этим примириться? В самом деле. Это удивительно. Это потрясающе. Это, для меня, так или иначе, является достижением. То, что всё меняется, и всегда будет изменяться. Я так благодарна, что Сара проложила путь.

Райан: У вас был схожий опыт?
Рамона: Совершенно верно. И это страшно. Когда я читала, меня дрожь пробивала. Я думала: «Это именно то, что он мне говорил. Узнаю modus operandi». Я не решаюсь даже на попытку восстановить письма, потому что у нас не было интернета в моем доме. Мне нужно было приходить в библиотеку после школы. [вздыхает] Чтобы пообщаться с ним по электронке. Мы переписывались по электронной почте. Я думаю, я могла бы оглянуться назад. Я не знаю, если это всё ещё можно сделать. Я уверена, что кто-нибудь знает, каким образом это можно восстановить. Я не использовала свой аккаунт «Хотмэйл» в течение действительно очень долгого времени. Но это ещё и страшно для меня. И я не знаю, если я когда-нибудь осмелюсь сделать это, и это понятно. Потому что это будет… Но,  в то же время, это могло бы прояснить некоторые даты.
Райан: То есть, он создан этот аккаунт в Hotmail для вас с весьма явным намерением… И похоже, он хотел это сохранить в тайне от других, и он мог бы вести с тобой неуместные беседы? Это произошло?
Рамона: Абсолютно. Я просто скажу, да, очевидно так. Его послужной список на основе истории Сары и всех остальных. Это не нормально. Его поведение не является нормальным. Чтобы так действовать… Может быть, вы переброситесь несколькими письмами о планах или просто слова ободрения. Он же, безусловно, имел то намерение. И тогда, чем дольше это продолжалось, тем более я становилась вовлеченной в сохранение этой тайны и защиты её. Защищая её и от самой себя, делая вид будто всё в порядке каким-то образом. Медленно-медленно, я могу начать переписывать свою собственную историю и увидеть вещи по-другому. И вот я стою, и теперь я смотрю на это всё и понимаю, что с этим невозможно будет расстаться когда-нибудь. Вы знаете, мы никогда в действительности не сможем убежать от себя самих. И это то повреждение, что мы все носим… Не получится просто проснуться однажды утром и забыть. И это не то, от чего можно излечиться и мы можем сказать: «Я покончил с этим». Это часть цикла моей жизни, и это будет частью того, с чем я взрослею. Хочется надеяться, что иду вперед. [вздыхает]

Райан: Хочешь рассказать о том, что произошло физически?
Рамона: Да, потому что это, на самом деле, помогает мне осознать, что это действительно произошло, помогает видеть, что это было реально, что это не просто какая-то отвратительная вещь, которую я попыталась похоронить. Похоронить под стопами и стопами моей жизни… Я потеряла свою девственность. Я была такой крошечной. Я была девочкой.
Райан: Сколько тебе было лет?

Рамона: Я теперь не уверена. Как я и сказала, мне кажется, мне было пятнадцать или шестнадцать.

Райан: Ты была ещё ребёнком.
Рамона: Я была ребёнком. Точно. Это было шоком. Ну, потому что это не было чересчур насильственно, поскольку я не могла… я не отбивалась. Поэтому ему не пришлось быть... Это не было так, как будто он должен был меня насильно держать… Я тогда настолько оцепенела, и потом, ты ведь почти даже и не знаешь, что должно произойти. До того самого момента. И физическая боль. Так что, да, это не было похоже на то, что вы видите в фильмах. Часто человек бывает близок семье. И это то, что так тревожит всех нас, мы будто стали сомневаться во всем. И это всё не такое уж чёрное и белое. Нравилось ли мне внимание? Да. Нужно ли мне «встретиться» с той девочкой, которой так нравилось то внимание, оказываемое ей, и сесть рядом с ней, и посмотреть ей в глаза, и примириться с ней? Да. Это сложно все. Это и просто, потому что то, что он сделал, было…

Райан: Не так уж это и сложно.
Рамона: Не так уж это и сложно. Но, вообще-то, я думаю, что я смогу научиться многому, если я оглянусь назад. Смогу многое понять о самой себе, и да. Это тяжело. Когда ты чувствуешь, что твоя потребность во внимании… Это пугает. Та потребность во внимании привела ко всему этому. Это, безусловно, и он, он достоин порицания.
Райан: Люди, которые делают такие вещи, они специально выбирают детей, нуждающихся во внимании, они на это и рассчитывают.
Рамона: Да, угу.
Райан: И это звучит именно так, как будто он сыграл на этой неуверенности и этом желании.
Рамона: Наверняка. И он заставлял меня чувствовать себя особенной. Не то чтобы я не могла получить этого от других людей. Есть разница между тем, чтобы быть поддержкой и тем, чтобы заставить кого-то чувствовать… разница между правом дать молодому человеку совет, который позволит ему обрести уверенность в этом мире. Но он не относиться ко мне, как… Он относился ко мне, как… Я повзрослела, минуя юность. У меня не было времени на врастание во взрослую жизнь. Ну, как бы, знаете, будто бы у меня украли это — моё детство и всё то, что могло раскрываться во мне естественным образом. Я очень сильно чувствую эту потерю. Я очень скорблю по этому… [сдавленно смеётся].
Райан: Это было забрано у тебя.
Рамона: Это было забрано у меня. Я знаю, я не хочу, чтобы мои слова звучали оправдательно. Я не хочу защищать его или оправдывать. Но я не вижу никакого смысла держать ту горечь в моем теле, злость в моей душе. Это не приносит мне никакой пользы. Я могу рассердиться. Но я, можно сказать, больше возмущаюсь по поводу истории Сары или других историй. Которые абсолютно безобразны. Я должна злиться по этому поводу и я действительно поддаюсь этим эмоциям, что естественно.  Но иногда, я чувствую, что лучше не идти на поводу у этого. Странным образом, я по-настоящему могу простить. И это — самое лучшее. Я должна следовать своему пути. Я должна идти вперед… но иногда мне необходимо оглядываться назад, чтобы я могла идти вперед.
Райан: Похоже, этот год стал по-настоящему сложным для тебя.

Рамона: Угу.

Райан: Чувствуешь ли ты, что начала избавляться от каких-то вещей впервые за пятнадцать лет?
Рамона: [вздыхает] Да. У меня появилась возможность учиться проговаривать вещи. У меня появился шанс поговорить о моих переживаниях с теми, кому я доверяю. И сейчас я избавляюсь от этих эмоций, потому что я не избегаю разговоров. Потому что я не замалчиваю это. Было так много совершенно непристойных вещей. И дело не в том, пристойных или нет. Он полностью контролировал меня, и я на самом деле была поймана в ловушку с помощью этой секретности. [вздыхает] И было столько одиночества, и все эти гостиничные номера. Ложь была повсюду. Мне приходилось постоянно врать. Это всё было ложью.
Райан: Например?

Рамона: Ну, он встречал меня из школы.

Райан: В Итаке.
Рамона: Угу, он имел привычку прилететь раньше. Никто не знал бы о том, что он уже в городе. После чего он забирал меня из школы. Из Альтернативной общинной школы. И тогда мы ехали в «Супер 8 мотель», или что-то вроде того.
Райан: То есть в тот уикэнд, когда он должен был преподавать в Итаке?
Рамона: Думаю, да. Либо он приезжал специально, могло быть и так. Ну, то есть, это всё уже заходило слишком далеко, я будто подсела на эту вещь и не могла избавиться. И я также не могла ничего контролировать. Я этим не управляла. И я была в ужасе, и мне было стыдно. И до сих пор мне приходиться справляться с этим стыдом. Я находилась в состоянии отчуждения и изолированности. Мне казалось будто я одинока. Я была так одинока.
Райан: Ну, это он, кто способствовал этому.
Рамона: Угу.
Райан: Он приехал в Итаку и попросил тебя никому не говорить о том, что он был в городе?
Рамона: Да. К тому времени уже я сама не хотела никому говорить.
Райан: Но ты уже знала правила игры?
Рамона: Да, знала. Конечно. Как бы я хотела не быть покорной этому тогда.
Райан: Но там было очевидное намерение. В том, зачем вы ехали в мотель.
Рамона: Да, и он полностью манипулировал моими родителями. Он приходил к нам в дом на ужин. Это отвратительно. Это так-так-так неправильно! Он нашел способ заставить их доверять ему, и он играл на их слабостях и комплексах. Он просто очаровал их.
Райан: И я уверен, что они гордились тобой, которая путешествует и преподает в таком юном возрасте, тобой, которая добилась всего этого. Я уверен, что это было…
Рамона: Да, и они были ослеплены. Он был настолько значительным и настолько значимым. Теперь я вижу, что он физически оскорблял и насиловал меня, но говорил при этом о какой-то особенной вещи, которая будто бы была между нами. Что всё это было особенным. Я была особенной, и мы влюблены. Это просто… Тот контроль. Я должна была найти способ, как это сделать нормальным, иначе я бы не выжила, иначе всё бы просто рухнуло. Мне пришлось переписать каждую ситуацию, каждую историю, и представить, что это было нормальным.

Райан: И всё это происходило в течение долгого времени?
Рамона: Да, это длилось, я полагаю, три года. Ну, то есть, на протяжении всех старших классов я не встречалась ни с кем. Как я и сказала, у меня не было чего-то нормального, типа, пойти на свидание в кино или купить молочный коктейль или что там происходит обычно… Мне казалось, что я была в отношениях. Я думала, что была выбрана. Или, опять же, что это была цена, которую я должна заплатить, или, что «я артистка»… Я не могу поверить в это… [вздыхает] Я была напугана и должна была хранить… Я постоянно пребывала в состоянии шока и недоверия. И потом также я должна была найти способ, как совладать с этим, как сделать это нормальным, я полагаю.
Райан: Ну, ты была ребёнком.
Рамона: Я была ребёнком. Я знаю, до сих пор я всё хочу найти причины, чтобы винить себя саму. Как бы говорю себе: «Ведь ты наслаждалась этим» и «Ты пошла на поводу у этого» и «Вы ведь ужинали вместе и делали вещи, подобно нормальным людям». Как же это? Нужно некоторое время, я полагаю. А может быть, это навсегда будет частью того голоса в моей голове, которая будет говорить: «Знаешь, ведь это ты сделала» и «Ты повелась на это», и «Ты согласилась…». Я в курсе, что происходит, когда парень смотрит на меня. Ну, когда ты молод и осознаешь ту силу привлекательности, которой ты обладаешь. Или то притяжение между людьми. Я только сейчас начинаю по-настоящему замечать, как это могущественно, эта сила. Но я помню себя совсем юной, и ты не знаешь, как управлять этим. Как управлять этим, особенно, если ты ещё молодая девушка? Когда ты уже попадаешь на это поле с неравными правилами игры и в то общество, где мужчины… Как-то так это устроено. Как справляться с тем вниманием, которое тебе оказывается? [вздыхает]
Райан: Ощущение, что последние пятнадцать лет ты провела, стараясь оправдать нечто так, чтобы ты могла жить день изо дня без внутреннего разрушения. Ощущение такое, что ты приставила друг к другу много психологических блоков.
Рамона: Да, я на самом деле думала, что это было… Когда это происходило, мне кажется, я смогла убедить себя в том, что всё было в порядке. Я действительно убедила себя в том, что всё было в порядке. Это стало нормальным. На самом деле ужасает то, с чем можно свыкнуться. Понимаешь? Люди привыкают ко многому. К самому плохому. И я помню каждую клетку своего существа… Это так разрушительно, когда ты должен делать что-то вопреки каждой клетке твоего существа — твоей совести, твоего истинного «я». А если делать это неоднократно? Это настолько болезненно. И мне пришлось делать это, столкнуться с этим, будучи очень юной. Я была настолько неподготовленна. Чтобы среагировать, чтобы прислушаться. Прежде всего, тогда нужно было учиться игнорировать собственную совесть, свой внутренний голос. Моя воля была сломлена, раз за разом кто-то был… Это страшно. Никому такого не пожелаю. Именно поэтому я должна стать адвокатом. Я хочу быть адвокатом. Я не должна это делать. Я хочу быть частью этого обсуждения сейчас. И я не участвовала в «Фэйсбуке» намеренно, потому что не хотела реагировать.  Я не хочу, чтобы моим мотивом была… Не хочу быть ослепленной злобой. Я хочу быть уважительной, хочу слышать других, но в то же время продолжать составлять кусочки моей новой жизни. И вернуть моё… Хочу быть этим как бы уполномоченной.  И пытаться вернуть ту часть моей жизни, вернуть её обратно себе. Потому что это было украдено. Так что…
Райан: Звучит так, как будто у тебя уже есть большая поддержка. Связалась ли ты с другими женщинами, которые поведали о своих историях? Говорила ли ты вообще об этом с ними?
Рамона: Нет, только с Сарой. Может быть, я боюсь, что разговоры с другими женщинами и более активное вовлечение в эти обсуждения сделают всё более ощутимым, и это как бы заставит пережить всё ещё раз.
Райан: Но ты говорила об этом с Сарой?
Рамона: Да-да. Ну, она мой друг на протяжении долгого времени. Она была на нашей свадьбе. Я люблю её. Она мне как сестра. Это странно, потому что я помню, как она спрашивала. Она спросила как-то: «О, так, вы со Стивеном были близки?» У нас у обеих был схожий опыт, и мы даже почти что всё рассказали друг другу. Я помню, были времена, когда я была близка к тому, чтобы рассказать. И я помню, как мы разговаривали с девчонками из «Мучерс» как-то. Нам только исполнилось по двадцать, это было в какой-то из общих ночевок, и я помню… И я говорю: «Ну да, ладно, я спала со Стивеном». Это так ужасно, что я истолковывала это таким образом, или то, как мне нужно было это понимать. Как нечто несущественное, обыденное. И мой муж. Я сказала ему об этом, как бы походя, случайно. Ну, знаете, как будто это ничего не значит. И он, конечно, предположил, что я была намного старше. Я никому не хотела рассказывать. И моим родителям, я и им лгала. Снова и снова. И это я, для которой так естественна открытость. Как ты и сказал в начале нашего разговора. Я не люблю светскую беседу. Я охотно отвечу на вопрос «Как дела?». Можем даже поговорить о том, что меня действительно волнует. Но вот та одна вещь была всегда настолько скрыта.
Райан: Наверняка, это было очень трудно для тебя, трудно было с этим жить. Поскольку, как ты и сказала, очевидно, насколько это идет вразрез со всем твоим существом. Тебе сложно обманывать или скрывать.
Рамона:[вздыхает] Да, угу.
Райан: Ты чувствуешь облегчение, говоря об этом сейчас?
Рамона: Да, я чувствую. И я также чувствую, что готова делать это постепенно. Иногда я говорю себе: «Ну, всё, хватит пока». Потому что это изматывает. Эмоционально.
Райан: Могу себе представить.
Рамона: Но, в то же время, всё это такое облегчение, и это почти, как новая жизнь для меня. Есть «тогда», есть «до» и есть «после». И я напугана. Я знаю, что мы делаем, и я знаю, что люди будут это слушать, и я хочу, чтобы они услышали. Но, конечно, я напугана, и я действительно хочу открыть другие способы рассказать свою историю, вынести её наружу. Я знаю, что детали важны людям. Чтобы знать масштаб вещей, чтобы лучше понимать произошедшее. И если это действительно так, то, возможно, мне стоит так же упомянуть, что у меня до сих пор не укладывается в голове, как я оказалась в этой ситуации, в этих обстоятельствах. Но я помню, как я останавливалась в отеле в Нью-Йорке вместе с Вирджини и Стивеном (прим. Вирджини Йенсен была партнершей Стивена Митчелла с 1999 года; англ. Virginie Jensen). Мы стояли на стойке регистрации. И я помню регистрацию, я помню, как он снимает ещё одну комнату, но не говорит об этом Вирджини. И я помню, что мы должны были все жить в одной комнате. Что, само по себе, неправильно. Но я думаю, что она и Стивен делили комнату. Я делила комнату с Тоддом. Главное, чтобы были отдельные кровати или что-то в этом роде. И это не редкость, насколько я знаю, среди моих ровесников, в путешествиях. Но в любом случае, это неправильно. Я была ребёнком. Мне было 16-17 лет, я не уверена. И я помню, как я просыпаюсь посреди ночи с его рукой в моей вагине. Вирджини спит рядом со мной. И я была ошарашена. Поэтому я не могла кричать, не могла… Мама говорила: «Ну почему ты не могла рассказать, почему ты не рассказала нам?» Или так: «Почему ты не… Мы были плохими родителями или… Мы не учили тебя быть храброй?» Я не знаю. Все говорят: «Ну, почему?» Но я не могла. Это было невозможно. Это просто не было возможно. И мне всё равно, что ты узнаёшь в процессе взросления и кто на тебя влияет, и чему тебя учили в школе, или родители, или бабушка с дедушкой или внешняя среда. Нет ничего, что может подготовить тебя к такому. А потом, всё продолжилось... Мы пошли в эту другую комнату, комнату в этом же самом отеле. И опять, этот образ, этот опыт, был как кошмар. Кошмар, ужасные воспоминания, и они возвращаются. Всё это возвращается. Как тогда. И он взял меня с собой на Гавайи. И это был секрет. Я имею в виду, мои родители знали, но в это сейчас сложно поверить.
Райан: Это был просто отдых на Гавайях?
Рамона: Ну, это было в то время, когда он искал место для своего лагеря. Конечно, это должно было быть что-то, типа «Кэмп Оз» (англ. Camp Oz). Он собирался организовать лагерь где-нибудь. И сейчас этот лагерь — это «Кэмп Оз» в Австралии. Но тогда он, по всей видимости, искал возможные места для этого лагеря, возможно, на Гавайях. Я думаю, его интересовали экзотические или курортные места. И тогда, конечно, мои родители думали, что мы едем преподавать на мастер-классах. И мне пришлось солгать и сказать, что, мол, да, это были недельные мастер-классы с кучей занятий. На самом деле, там было — я не знаю — одно или два занятия. Там была очень маленькая сцена. Моя мама на самом деле сказала, что они… Я не помню этого, но по всей видимости он не хотел, чтобы я возвращалась домой с ним. Он определенно старался замести следы. В последний момент он сделал так, чтобы я полетела отдельным рейсом, и я в итоге прибыла в другой город. Было много, опять-таки, этих внезапных исчезновений без объяснений, изменений в планах и т.д.
Райан: Манипуляция.
Рамона: Манипуляция, да… Так что я очень благодарна. Я хочу помочь вернуть эти воспоминания, потому что они очень смутные, весь этот период целиком. Я чувствую грусть по этому времени в своей жизни, потому что тогда было так много того, что я не хотела помнить. И я думаю, эти вещи утянули с собой много хорошего. Да, Гавайи были просто отвратительны.
Райан: Что произошло на Гавайях?
Рамона: Ну, мы жили рядом с пляжем и развлекались. И я не хотела участвовать… На самом деле, я никогда не хотела делать ничего сексуального с ним. Но я должна была. Должна была.
Райан: Тебя заставили чувствовать, что ты должна была.
Рамона: Меня заставили чувствовать, что я должна была. И эти вещи происходили. И это было ужасно. Я чувствовала себя плохим человеком. Я чувствовала себя плохим человеком.
Райан: Угу.
Рамона: Так много времени из этого периода моей жизни. Я была плохой. Я была плохой. Я была больна, по сути. Это было что-то вроде смены ролей. Я взваливала на себя то, что на самом деле было на нём. Как так? И чем хуже я чувствовала себя, тем больше это было как нечто типа: «Ни за что и никому не расскажу». Я была разочарована. Я была напугана. [вздыхает] Я даже не помню, когда я… Я думаю, я помню несколько раз, когда я в какой-то момент почувствовала «нет». Но я припоминаю, что, когда я переехала в Розендэйл, это уже не продолжалось, потому что я помню, что я встречалась с другими. Я имею в виду, это нормально, встречаться с другими людьми. И я действительно не думаю, что это было… Я думаю, всё это происходило, когда я была в старших классах. Это ужасно. Я думаю, когда я закончила школу, я как-то стала способна сказать «нет». Или может быть он переключился на кого-то ещё. И опять же, я не имею ни малейшего понятия, что он делал. Он был очень мутным. Он и сейчас мутный.
Райан: Он давал тебе алкоголь?
Рамона: Угу-м, да. Мама спрашивала меня: «Чувствовала ли ты когда-нибудь тошноту, как будто тебе дали наркотики или что-то ещё?» Я помню постоянное ощущение тошноты и нервозности, как на грани срыва.
Райан: Ага, это другое.
Рамона: Я помню, что я была такой… Я никогда не могла расслабиться. При этом, в то же время, он был очарователен, я должна признаться. Всё это связано с его очарованием и его способностью убеждать, заставлять меня поверить… Он говорил мне, кто я. Он практически создал мой собственный воображаемый образ. Например: «Тебе нравится вот это». Или: «Тебе нравится вот то и ты сделаешь вот это». Или: «Твой характер вот такой». Это страшно. Это реально страшно. Я чувствовала, что я являюсь тем человеком, которого он создавал. Ты понимаешь, о чем я?
Райан: Он манипулировал тобой.
Рамона: [смеётся] Да. Я всё пытаюсь…
Райан: Я имею в виду, я не могу понять, но…
Рамона: Но если я не делала так, как он хотел, тогда он менялся. [щелкает пальцами] И Сара говорила об этом, о том, каким он становился.
Райан: …Рассерженным?
Рамона: Пугающим. И потом начиналось всё это… Его голос менялся, и это было страшно. Очень страшно.
Райан: И ты хотела избежать этого.
Рамона: Я очень хотела избежать этого.
Райан: То есть он угрожал тебе.
Рамона: Да, это точно. Да, я бы сказала так. Это стандартное поведение. Это стандартное поведение, насколько я могу судить.
Райан: Он тебя поил?
Рамона: Он меня поил, о да. И в некотором роде, я ненавижу говорить это, но я чувствовала, что мне нужен был алкоголь… Иначе я чувствовала, как будто…
Райан: Ну, да.
Рамона: Это вообще нормально? Эта выпивка была как, я как будто говорила про себя: «Окей, прекрасно, дай мне что-нибудь выпить, потому что, если я должна это сделать…»
Райан: Ты знала, что это произойдет и ты пыталась найти способ пережить это.
Рамона: Да, примерно так. Сделать это менее тяжелым. Или хотя бы сносным. [вздыхает] И я действительно считаю, что он серийный насильник. Серийный. Всё это продолжалось, и я уверена, что он делал много чего ещё в это же время. [вздыхает]
Райан: Мне так жаль, что всё это случилось с тобой.
Рамона: Спасибо тебе. [вздыхает] Мне тоже жаль, но это не особо помогает. Я должна быть сочувствующей по отношению к самой себе. И сожаления и симпатия, это естественно. И я буду… Это нормально. Я хочу чтобы людям было жаль. Я хочу, чтобы ему было жаль.
Райан: Да.
Рамона: Но я должна научиться мириться с этой девочкой. И я не могу контролировать то, что думают другие люди, как я уже говорила. Я действительно не думаю, что люди мне не поверят. Я думаю, это было бы безумие. Но кто и что думает мне неподвластно. Так что я стараюсь не слишком зацикливаться на этом. Если ты понимаешь, о чем я. Но я чувствую, что это возможность для меня. Что у меня есть причина. Есть причина для моего участия во всём этом, и для моего рассказа. Эта причина в том, что мои слова, я надеюсь, смогут помочь другим женщинам. Чем больше я говорю об этом, тем больше я говорю с другими женщинами. И, надеюсь, с мужчинами тоже. Это не относится только к мужчинам или только к женщинам, это не гендерный вопрос. Это человеческий вопрос. Это вопрос власти. Всё больше и больше, нам нужно говорить о вещах, о которых мы не говорим. С самого начала, моя мама говорила: «Ну почему ты мне не рассказала?», и я отвечала: «Ну, мы ведь никогда не говорили о сексе. Ты никогда не пыталась поговорить со мной откровенно на эту тему. Поэтому, как я могла это сделать?». Это вопрос культуры. Каждая семья разная, но в нашей культуре это так сильно связано со стыдом. Наша сексуальность, эта тяга в каждом из нас. Это действительно может превратиться… это может стать… Есть вопрос, рождаемся ли мы с такими нездоровыми желаниями или это то, что мы приобретаем. В любом случае, я бы очень хотела надеяться, что бы ни произошло, люди могли начать пытаться находить эмоциональные пристанища. Каждый маленькая попытка имеет значение. Так что прямо сейчас, это имеет значение.
Райан: Я надеюсь. Я надеюсь, что это поможет. Есть ли способ для других людей поддержать тебя, который кажется тебе реально действенным? Я думаю, многие люди не говорят об этом, потому что… Я имею в виду, я не знаю, как помочь тебе. Я не знаю, знают ли другие люди, как тебе помочь. Я не знаю, знают ли люди, какие слова произнести, чтобы не быть нетактичными. И я также думаю, что люди уходят в отрицание, когда дело касается человека, которым они так восхищались. Я верю тебе. Я надеюсь, все верят тебе. Я верю тебе. И я хочу помочь тебе, помочь тебе пройти через это.
Рамона: Как бы я хотела знать ответы. Всё это непрерывный процесс. И ответы появляются в процессе. Я просто хочу, чтобы люди были честны. Я хочу, чтоб мы были храбрыми и прислушивались к себе. Это одна из составляющих всего этого ужаса. Моя мама, мои родители, у них были беспокойства. Они ведь родители. Они беспокоились. И им приходило это в голову. Моя мама даже говорила с Вирджини однажды. И Вирджини сказала: «О, нет-нет». Она уверила их: «Совершенно точно нет. Он никогда бы ничего такого не позволил. Он всегда будет относиться к ней уважительно». Это приводит в ярость, и это реально страшно. Мои родители доверяли ей. Я действительно чувствую, что он манипулировал ею тоже. Как иначе она могла не видеть? Я хочу чтобы люди прежде всего понимали, что есть внутренний голос. Есть сознание, совесть. Есть что-то такое, что, в большинстве из нас… Это тема для отдельной беседы, но… Если у вас есть какое-то чувство или смутное ощущение — не игнорируйте его. Если это возможно. Это трудно, это так трудно. Но нужно стараться.
Райан: Мне кажется, ты очень мужественная и очень смелая. То, что ты говоришь об этом, вызывает восхищение.
Рамона: Спасибо… Теперь я чувствую себя будто самозванкой.
Райан: Почему?
Рамона: Я была в нужном месте в нужное время. Получила все, что могла от этих отношений… Ну, каких отношений? Ты понимаешь, что я имею в виду, во что я была замешана с ним.
Райан: Ты чувствуешь себя самозванкой в сообществе свинга?
Рамона: Нет, думаю, мне всё ещё стыдно и страшно думать о том, что люди подумают. Что я получила то, что другие люди не получили, в связи с этим злоупотреблением с его стороны. В связи с тем, что я согласилась примириться с этим.
Райан: Ты чувствуешь, что получила преимущества от этой ситуации?
Рамона: Возможно, да.
Райан: Я не думаю, что в этом дело. И спустя 15 лет мне кажется очевидным, что ты там, где ты есть, вопреки тому, что ты преодолела. Но благодаря всем тем вещам, о которых мы говорили в начале часа. Любви, радости, музыке, твоей вовлеченности в работу с партнерами. И другим твоим достижениям, которые, возможно, более значимы, чем вклад большинства участников сцены в танцы и сообщество, в целом. Знаю, что это трудно. И я знаю, что ты борешься со многими вещами. Но мне также ясно, даже больше чем всё остальное, что ты там, где ты есть сегодня, не благодаря этой ужасной вещи, с которой ты справлялась так долго, а вопреки. Не иначе. И я думаю, большинство людей правильно поймут это.
Рамона: [вздыхает] Спасибо, что говоришь это. Это новая для меня вещь, это чувство, что я подвела людей… Это будто новый недостаток во мне или что-то вроде этого. Но я понимаю. Я понимаю. Я не идеальна…
Райан: Рамона, ты была ребёнком.
Рамона: Да, была.
Райан: Возможно, ты делала взрослые вещи, путешествуя по миру или обучая взрослых, или что ты там ещё делала. Но ты была ребёнком.
Рамона: Да, я была ребёнком.
Райан: И это несправедливая ноша для ребёнка. И для взрослого, чтобы с этим бороться.
Рамона:  [вздыхает] Ну, да. И вот я здесь.
Райан: И вот ты здесь.
Рамона: И вот я здесь [всхлипывает]
Райан: Итак, хочешь закончить на счастливой ноте?
Рамона: Конечно, с удовольствием!
Райан: Да?
Рамона: Да.
Райан: Расскажи мне обо всех тех замечательных людях, которые тебя поддерживают сейчас.
Рамона: О-о-о. Ну, я подумала о моем муже. И о том, какой он потрясающий.
Райан: Да, и в Австралии.
Рамона: Да, в Австралии. [вздыхает] Я так взволнована нашим совместным будущим и теми плодами, что принесёт тяжёлая работа.
Райан: Он танцор?
Рамона: О-о, он прекрасный танцор. Это удивительно. Он такой талантливый. Такой музыкальный. Он поет, играет, танцует. Он один из самых талантливых людей, которых я знаю. У него поразительное чувство деталей и эстетики, моды. Он инженер, но он может… Он потрясающий.
Райан: Мне нравится, что ты сказала, что он инженер так, как будто это недостаток.
Рамона: [смеётся]
Райан: Не стыдитесь быть инженером. Или женой инженера.
Рамона: Я имела в виду, что проектирование — ещё один навык. Как его любимая математика. Как математическое мышление. Но, да, он прекрасный танцор. Но он не танцует… Он любит крикет. Он обожает спорт. У него есть другие интересы, что великолепно. Он много занимается диджейством, миксует музыку семидесятых…
Райан: Настоящим диджейством, а не ерундой, как я.
Рамона: Да, миксует биты на дискотеках. Что довольно трудно, так как они сыграны живыми людьми. Поэтому они немного меняются. Так вот. Он такой потрясающий. И я так счастлива быть с ним. Серьёзно, где бы я ни была. И он верит в меня. Мы немного неуклюжие, и всё шло не так гладко, но он со мной. И его безоговорочная любовь удивительна.
Райан: Ты в разъездах полгода — я не представляю, чтобы это было легко.
Рамона: Я выбираю его. Он великолепный. Ну, а мои друзья и моя семья. Та любовь… Она просто бьет ключом. Поэтому я не могу просить о большем.
Райан: И танцы приносят тебе удовольствие?
Рамона: И танцы приносят мне удовольствие. Танцы правда спасли меня, это точно. И свинговая сцена. У меня есть вера. Я знаю, что многие из нас разочарованы, или обозлены, или не верят, что это могло случиться на нашей линди-хоп сцене. Это то, за чем нужно внимательно следить и быть терпеливыми. Мне нужно терпение, чтобы сделать всё правильно и существовать с этим. Но у меня есть полная вера в то, что мы можем сделать это и пройти через это, и стать лучше. И свинговая сцена, по сути, лучшая вещь на свете.
Райан: Да? Несмотря на все изъяны?
Рамона: Несмотря на все изъяны.
Райан: Что, как тебе кажется, ты получаешь от сцены? От сообщества?
Рамона: Думаю, я получаю возможность общаться с другими людьми. Делиться, отдавать. Отдавать — значит получать. Я люблю так говорить. Серьезно, чем больше я отдаю, тем больше я получаю. [вздыхает] Я ставлю себе трудные задачи. Это цикл, это круговорот. Я нервничаю и волнуюсь. У каждых мастер-классов есть последствия. Новое место, новое окружение, ты на пределе. Знаешь, что я до сих пор переживаю, нервничаю, появляясь перед группой? И я не хочу потерять это чувство. Это настоящее. И ещё выходные. Я стремлюсь узнать студентов, и только они начинают чувствовать себя комфортно на второй день — как вдруг всё заканчивается. А когда это заканчивается, всё нужно начинать снова. И я очень благодарна за эту возможность, за мою роль преподавателя, за возможность делать это. Я преподавала в недельных группах и я знаю, каково это. Это сложно. Это тяжелая работа. Это хорошая, необходимая работа. Моя работа не существовала бы без этого. Я стараюсь трезво смотреть на вещи. Когда я смотрю со стороны и вижу все части, и всех организаторов, и всех людей, которые работают, чтобы сцена развивалась. И работала. Я просто очень благодарна. Я до конца дослушала подкаст Наоми сегодня, и она была великолепна. В конце я плакала. Она говорит: «Всё, что есть в моей жизни хорошего, я получила от сцены». Я хочу повторить эти слова. Я бы хотела быть более оригинальной, но… Я имею в виду, мой муж. Я встретила его через сцену. Мою работу. Мое творческое выражение.
Райан: Ну, могу говорить от всей сцены, заявляя, что мы очень благодарны, что ты являешься её частью.
Рамона: Я люблю вас, ребята! [смеётся]
Райан: Спасибо, Рамона.
Рамона: Спасибо, Райан.

[музыка]

Райан: Я бы хотел поблагодарить Рамону за то, что она поделилась со мной своей историей в этом месяце. Есть много ресурсов для тех, кто ищет поддержку в вопросах, которые мы сегодня обсуждали. RAINN.org — организация США, борющаяся с посягательствами сексуального характера. Ещё в «Фейсбуке» есть группа под названием «Линди-хопперы против “Культуры изнасилования”» (англ. Lindy Hoppers Against Rape Culture), где многие из нашего сообщества обсуждают, как эта растущая проблема влияет на нашу сцену. Вы можете найти ссылки на другие ресурсы в заметках к этому эпизоду. Ещё раз, я хочу напомнить всем о нашем новом сайте. Зайдя на сайт по адресу thetrackpodcast.com, можно найти заметки, архивы подкастов и многое другое. Как обычно, вы можете следить за последними новостями шоу, добавив нас в «Твиттере» (@thetrackpodcast), на «Тамблере» (TheTrackPodcast) или лайкнув нашу страницу в «Фейсбуке» (facebook.com/thetrackpodcast). Вы можете увидеть, что у меня нового, включая ближайшие диджейские выступления, недавние фотографии с танцев и многое другое, посетив сайт ryanswift.com или зафолловив меня, @ryanswift, в «Твиттере». Если вы хотите оставить отзыв о шоу, напишите мне на почту contact@thetrackpodcast.com, либо вы можете оставить отклик на «айТюнс». Спасибо за прослушивание, и увидимся в следующий раз на шоу «Трэк».